• A
  • A
  • A
  • АБB
  • АБB
  • АБB
  • А
  • А
  • А
  • А
  • А
Обычная версия сайта

О выборе профессии

Ключевым событием моей жизни стало поступление в Экономико-математическую школу (ЭМШ) при экономическом факультете МГУ имени М.В. Ломоносова. Оказалась я там в 1971 году вместе со своей сестрой-близнецом Татьяной. Пойти туда нас сагитировала мама. Школу организовали студенты и аспиранты МГУ. Этот удивительный проект живет до сих пор. Там учились и наши дети, ставшие сейчас директорами. Уникальность школы заключается в том, что она мотивирует учеников на достижение академических результатов. В ЭМШ создана уникальная творческая атмосфера (театр, газета, капустники), преподаются экономические дисциплины, отсутствующие в обычной школе, а отношения учеников с учителями очень демократичны. Впрочем, то же самое я могу сказать и про экономический факультет МГУ, всегда поддерживавший ребят с академическими интересами. Особенно это чувствовалось на отделении экономической кибернетики. Заведующий кафедрой экономической кибернетики Станислав Сергеевич Шаталин, академик Академии наук СССР (АН СССР), всегда здоровался со студентами за руку и обращался к ним на «ты».

ВНИИСИ был тем местом работы, который формировал вокруг себя профессиональное сообщество заинтересованных людей.

Помимо экономики, мы с сестрой увлекались искусствоведением. Ходили в искусствоведческий кружок в Государственный музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина. Даже размышляли, куда поступать — на искусствоведение или экономику. Выбрали второй вариант: наверное, интерес к математике у нас был сильнее.

Став студентом, я вскоре поняла, что хочу остаться в науке. Мы с сестрой поступили в аспирантуру, пошли работать во Всесоюзный научно-исследовательский институт системных исследований (ВНИИСИ), где Станислав Сергеевич был заместителем директора. Тогда я стала приобщаться к академическим традициям. Поскольку мой отдел занимался региональными исследованиями, мы часто сотрудничали с Институтом географии АН СССР и географическим факультетом МГУ, например, ездили с коллегами в экспедиции по стране. Помню, в университете географы иногда опережали экономистов в художественной самодеятельности: у первых была опера, а у вторых — английский театр.

ВНИИСИ был тем местом работы, который формировал вокруг себя профессиональное сообщество заинтересованных людей. Таких площадок в советское время было несколько. Творческая атмосфера, царившая в нашем институте, поддержка молодых исследователей, научные идеи, обсуждавшиеся на семинарах, подходы к организации работы — все это способствовало появлению целого ряда людей, объединенных общими ценностями и устремлениями. Когда я общаюсь с коллегами из Вышки, Российской академии наук (РАН), Института экономической политики имени Е. Т. Гайдара, Российской академии народного хозяйства и государственной службы (РАНХИГС), я часто думаю о том, как мы вместе когда-то заканчивали одни и те же факультеты, начинали работу в одних и тех же институтах, участвовали в одних и тех же экспедициях. Мы всегда будем друг с другом на «ты».

Наука и идеология в Советском Союзе

Разумеется, сказанное выше не означает, что мы были свободны от советской догматики. Проблема идеологии стояла остро. Но, как ни странно, несмотря на весь догматизм, МГУ — и экономический факультет в особенности — все равно оставался островком независимой мысли. Да, нам, как и всем, нужно было в начале статьи или диссертации приводить цитаты из Ленина и Маркса, а также оговаривать, что вся наша методология строилась на идеях марксизма-ленинизма, но это не закрывало наглухо возможность заниматься эмпирическими исследованиями.

Когда в начале 2000-х годов Лев Ильич Якобсон приглашал нас с сестрой в Вышку, предполагалось, что мы будем заниматься проектами в сфере социально-экономической жизни городов.

То же можно сказать и про академические институты. И во ВНИИСИ, и в Институте экономики и прогнозирования научно-технического прогресса АН СССР, и у наших коллег из Института социологии, с которым мы все время работали, например, Юрием Александровичем Левадой и Борисом Андреевичем Грушиным (последний, кстати, потом перешел во ВНИИСИ), — везде проводились конкретные проблемно-ориентированные исследования. Иногда приходилось согласовывать некоторые анкеты, но этот процесс никогда не мешал науке. Помню, вместе с Институтом географии АН СССР мы как-то делали проект, основанный на методологии известного шведского географа Торстена Хагерстранда. Так что и у Академии наук была возможность глотнуть свободы, в отличие, скажем, от многих отраслевых институтов, сталкивавшихся с идеологическим давлением и тонувших в догматизме.

О научных интересах

Меня всегда привлекали региональные городские исследования. Во ВНИИСИ  я работала в региональной лаборатории у Олега Сергеевича Пчелинцева. В кандидатской диссертации я использовала математические расчеты и модели, чтобы проанализировать, как люди используют пространство жизни на той или иной территории. Олег Сергеевич учил нас, что регион нужно рассматривать как пространство для реализации жизненных планов людей. Не такой уж и тривиальный взгляд, на самом деле. Формально моя диссертация была по математическим методам, но де факто она была тесно связана с развитием регионов и городов.

Благодаря Исаку Давидовичу Фрумину Институт образования стал похож на западные университетские graduate schools, которые при обучении студентов опираются на собственные разработки и достижения.

В 1980—1990-х годах мы стали интенсивно работать с регионами. Было очень много заказов от региональных компаний. Когда в начале 2000-х годов Лев Ильич Якобсон приглашал нас с сестрой в Вышку, предполагалось, что мы будем заниматься проектами в сфере социально-экономической жизни городов. Когда мы начали работу, мы быстро поняли, что социально-экономический ландшафт города неразрывно связан с образованием. Так я начала профессионально изучать российскую образовательную систему. Хотя и до Вышки я прекрасно понимала, что образование — это ключевой ресурс для развития людей, особенно в период трансформации, который переживала наша страна в 1990-е годы. Расходы на образование были всегда самой заметной статьей в городских бюджетах того времени, ведь бурно развивавшийся в городах бизнес нуждался в подготовленных кадрах.

О начале работы в Вышке

Мы с сестрой всегда шли по жизни вместе. Интересы Татьяны, правда, больше связаны с культурой и креативными индустриями, тогда как я скорее — экономист. Например, когда мы работали у Шаталина, Татьяна занималась социологией культуры. Хотя она тоже очень много занималась городами. В Вышку нас позвали вместе, что лично я считаю огромным плюсом. Мы с сестрой пришли в университет, чтобы применить накопленный исследовательский опыт. Мы начали работать, но, что интересно, если бы не Исак Давидович Фрумин, мы бы никогда не открыли образовательных программ в Институте образования.

Мы с Татьяной пришли в Вышку, когда только-только начал складываться Институт развития образования.

До появления Исака Давидовича, образовательная компонента в наших проектах тоже присутствовала, но она сводилась к семинарам и кратким курсам для региональных и муниципальных руководителей, вовлеченных в наши исследования. Ближе к 2010 году мы стали задумываться о том, чтобы перейти от сугубо прикладной деятельности к образовательной — открыть собственные магистерские программы. И здесь, конечно, Исаку Давидовичу надо отдать должное. Он очень быстро разглядел перспективы интеграции науки с серьезным образованием. Благодаря ему Институт образования стал похож на западные университетские graduate schools, которые при обучении студентов опираются на собственные разработки и достижения.

Об Институте образования

Мы с Татьяной пришли в Вышку, когда только-только начал складываться Институт развития образования. Возглавлял его тогда Борис Львович Рудник. Институт занимался правовым, экономическим и содержательным обеспечением образовательных реформ. В частности, он разрабатывал и продвигал инновационные модели в образовании — профильную школу, общественное управление в учебных заведениях, новую систему оплаты труда учителей, введение Единого государственного экзамена. Педагогические вопросы нас интересовали, но в меньшей степени. Реформа среднего образования проходила одновременно с административной реформой Дмитрия Козака. Последняя напрямую затрагивала всю социальную сферу. Здесь же стоит упомянуть и бюджетную реформу. Так что наш комплексный подход к образованию был во многом обусловлен жизненными реалиями начала 2000-х годов.

Сегодня нам пока удается сохранять в нашем развитии междисциплинарный тренд и общий взгляд на образование как на необходимый человеку ресурс.

Трансформация нашего института происходила постепенно. Однако поворотным моментом оказалась преждевременная смерть Анатолия Аркадьевича Пинского, нашего коллеги, который был очень крупным педагогом с хорошими лидерскими качествами. После его кончины в 2006 году к нам пришли новые сотрудники, и институт начал расширяться. Мы начали заниматься не только реформами, но и экспертно-аналитической деятельностью, например, собирать и изучать данные о достижениях российских школьников. Нас стала интересовать и система школьного управления.

Одним словом, после 2006 года институт стал еще более междисциплинарным, чем раньше, а значит ему нужна была новая оболочка, в том числе название. По-английски он стал называться «Graduate School of Education». С переводом этой фразы на русский есть проблемы. Решили все-таки перевести как «Институт образования». Сегодня нам пока удается сохранять в нашем развитии междисциплинарный тренд и общий взгляд на образование как на необходимый человеку ресурс. По крайней мере, эту мысль мы стараемся подчеркивать во всех наших программах и методических рекомендациях, предназначенных для федеральных, региональных и муниципальных органов власти.

Диалог с властью, построенный нами за долгие годы, оказался продуктивным. К нам прислушиваются и ценят наше мнение, потому что оно опирается на эмпирические исследования.

В некотором смысле Институт образования можно считать идейным преемником тех советских академических институтов, где царил дух творческой свободы, о чем я говорила выше. Однако такой широкой прикладной и экспертной деятельностью, как сейчас, мы в Советском Союзе не занимались.  Дистанция между нами и государством тогда была гораздо больше. Это было естественно, потому что советская власть не опиралась на широкое экспертное мнение. Сейчас все иначе. Диалог с властью, построенный нами за долгие годы, оказался продуктивным. К нам прислушиваются и ценят наше мнение, потому что оно опирается на эмпирические исследования.

О международном сотрудничестве

Я начала работать с иностранцами еще с 1990-х годов. Проекты, в которых я участвовала, финансировались фондом «Евразия» и Всемирным банком. С нами сотрудничало много международных экспертов, приезжавших в Россию, чтобы помогать правительству проводить либеральные реформы. Помню, много международных проектов поддерживал Джордж Сорос.

Иностранные коллеги играют в нашем институте очень большую роль. У нас есть, например, Международная лаборатория анализа образовательной политики, возглавляемая Мартином Карноем. Мартин исследует финансирование образовательных программ, пытаясь определить, в какой степени они работают на достижение потребностей учащихся, и насколько эффективно мы инвестируем в образование. Еще был очень интересный проект с Китаем по линии Организации объединенных наций. Участники проекта сравнивали условия жизни обитателей сельской местности в разных странах. Компаративистика в данном случае была нужна нам не просто как обмен опытом, но и как способ выработки эффективных решений.

Сотрудничество с зарубежными graduate schools of education развивается очень активно. Нам оно необходимо для того, чтобы не отгораживаться от остальных стран, оправдываясь тем, что якобы в России все по-другому. Напротив, мы хотим решать проблемы, волнующие людей по всему миру. При этом подход к выпуску специалистов в области образования за последние годы сильно изменился. Если раньше такие специалисты были штучными, то сегодня, скажем, китайские институты могут иметь по пятьсот аспирантов и докторантов (подчеркиваю, не магистров). Это принципиально иная модель подготовки кадров и трансляции собственного опыта.

О промежуточных итогах работы

За прошедшие годы Институт образования успел сделать немало. В первую очередь нам удалось сформировать систему автономных школ, распоряжающихся своими бюджетами. Раньше школы не были юридическими лицами, а директора не участвовали в полной мере в управлении финансовыми и кадровыми ресурсами. Теперь школа перестала быть подведомственным учреждением и стала более независимой. В этом я вижу, наверное, наш главный вклад в улучшение российского образования за последние годы.

Что касается других реформ, проведенных благодаря нашему институту, то это и профессиональное обучение с выбором подходящей для ученика траектории, и более активное участие управляющих советов в жизни школ, а также привлечение в эти советы родителей и представителей бизнеса, чего раньше вообще не было, и развитие сельской школы, в том числе запуск в ней дистанционного обучения. Я считаю, что мы немало сделали и для учеников с ограниченными возможностями. Прежде всего это внедрение инклюзивного образования и обеспечение его ресурсами, хотя в этой области многое еще только предстоит.

Материал проекта «Наука в Вышке: и для школы, и для жизни»

Если вам интересно посмотреть на Вышку глазами ее первых профессоров и немного узнать о том, как из небольшого вуза она превратилась в ведущий российский университет, будем рады видеть вас на этом сайте. Читайте, смотрите и получайте удовольствие!

Все материалы проекта