Андрей Яковлев
«Нашей задачей было вырастить для страны новое поколение специалистов, владеющих современными знаниями в экономике и социальных науках»

О семье и ее влиянии на выбор профессии

Осознание того, чем я хочу заниматься, пришло ко мне в восьмом-девятом классе, когда мне было пятнадцать-шестнадцать лет. Во многом это произошло под влиянием разговоров в семье. О советской реальности я знал гораздо больше, чем многие мои сверстники. Мои дедушка и бабушка были журналистами. Дедушка был дважды арестован при Сталине, провел восемь лет в тюрьме и лагере. Умер, не дожив до шестидесяти лет. Бабушка потеряла работу из-за того, что отказалась развестись с ним и поехала к нему в лагерь. Тем не менее бабушка до конца жизни (она умерла в 1986 году) верила в коммунистические идеи.

При этом у нас дома очень свободно обсуждалось происходившее в стране: разоблачение «культа личности» на ХХ съезде КПСС, роман «Доктор Живаго» (бабушка и дедушка были знакомы с Борисом Пастернаком), расстрел рабочих в Новочеркасске (сводный брат моей мамы был там и видел все своими глазами, а потом в 1991 году во время путча ГКЧП он защищал Белый дом), снятие Хрущева в 1964 году, книги Солженицына, антисемитизм времен Сталина и Брежнева, события в Чехословакии, война в Афганистане.

Я помню, как в 1981 году бабушка спорила у нас на кухне со своей давней подругой, которая во время войны вышла замуж за итальянского коммуниста и уехала в Италию. Бабушка доказывала ей, что СССР был вынужден ввести войска в Афганистан. В общем, я рано начал интересоваться политикой, но «политология» как специальность тогда в СССР отсутствовала. Потому выбор для меня был между экономикой и философией. С этой точки зрения, оптимальным оказалось отделение политэкономии на экономическом факультете МГУ имени М. В. Ломоносова.

О новом отношении к коммунистическим идеалам

Должен сказать, что изначально я сам верил в социалистические идеи (в том числе, наверное, под влиянием бабушки). И мои первые курсовые на экономическом факультете МГУ, которые я писал у Виктора Никитича Черковца, были вполне в русле этих идей. Однако весной 1987 года в курсовой про «противоречия планомерности как исходного производственного отношения социализма» я пришел к выводам о том, что плановая экономика порождает монополию — с характерными для нее тенденциями к загниванию. За эту курсовую Черковец, один из классиков «политэкономии социализма», поставил мне «четверку», не сделав при этом ни одного замечания. Я понял, что мне, видимо, нужно менять научного руководителя.

В тот момент важную роль в моей биографии сыграл Виктор Львович Гутенмахер, который работал на кафедре математических методов анализа экономики. Именно он посоветовал мне пойти либо к Евгению Григорьевичу Ясину, либо к Револьду Михайловичу Энтову — в расчете на дальнейшее обучение в аспирантуре под их руководством. Интересно, что в конечном счете всего через несколько лет мы все оказались в Высшей школе экономики. Летом 1987 года я сходил на собеседования в сектор Энтова в Институт мировой экономики и международных отношений (ИМЭМО), а после — к Евгению Григорьевичу в Центральный экономико-математический институт (ЦЭМИ). В итоге я предпочел остаться у Евгения Григорьевича. Наверное, тогдашний ИМЭМО был ближе к современным стандартам экономической науки, но отдел Ясина в ЦЭМИ привлекал очень живой творческой атмосферой и тем, что там был виден тот практический результат, ради которого нужно было собирать и перерабатывать массу унылых эмпирических данных.

Путь в науку

Моя научная работа начиналась с того, что я сидел в Госкомстате СССР и потом в Союзглавметизснабсбыте (это было подразделение Госснаба) и из здоровенных талмудов выписывал в тетрадку данные о том, сколько металлоизделий — гвоздей, проволоки, сетки-рабицы — производят советские заводы. Потом то же самое было по цементу, тракторам, легковым автомобилям и другой дефицитной продукции. При этом с Ясиным я общался редко — в конце 1987 года он перешел из ЦЭМИ в Комиссию по экономической реформе, которую возглавлял академик Леонид Абалкин. Моим непосредственным куратором был Володя Цапелик, тогда младший научный сотрудник в отделе Ясина, в конце 1990-х — заместитель председателя Антимонопольного комитета, а сейчас — винный критик.

Тем не менее, едва войдя в эту тему, в 1988 году вместе с Цапеликом мы оказались основными исполнителями по большому проекту о монополизме в советской экономике, который ЦЭМИ выполнял по заказу Госснаба СССР и результаты которого потом неоднократно обсуждались в правительстве. Эмпирические данные, собранные в рамках этого проекта, стали основой для моей кандидатской диссертации на кафедре статистики экономического факультета МГУ. К моменту завершения работы над диссертацией у меня было опубликовано шесть статей в таких журналах, как «Вопросы экономики», «Вестник статистики», и даже в журнале «Коммунист», где редактором отдела экономики в то время был Егор Гайдар. А таблицами из моей диссертации с коэффициентами концентрации по отраслям промышленности в Антимонопольном комитете пользовались вплоть до конца 1990-х, когда такие данные стал собирать Росстат.  

Товарные биржи, деловая журналистика и международные связи

Параллельно с работой в ЦЭМИ и учебой в аспирантуре МГУ мы вместе с несколькими однокурсниками создали Институт исследования организованных рынков (ИНИОР) — один из первых в стране частных научно-исследовательских институтов. Нашей специализацией были товарные биржи, которые стали чрезвычайно популярны в 1990-1991 годах, поскольку там можно было продавать по свободным ценам «продукцию, произведенную сверх плана» (что было официально отражено в постановлении Совета Министров РСФСР в марте 1991 года). Мы писали для бирж уставы и положения о торгах, массово обучали брокеров технологиям биржевой торговли и занимались биржевой аналитикой, готовя статьи и обзоры для деловых СМИ: «Коммерсантъ», «Экономика и жизнь», «Деловой мир», «Финансовые известия», «Бизнес-МН» и многих других. С тех пор у меня сохранилось несколько удостоверений с большими буквами «ПРЕССА». 

Все это, безусловно, была не наука, а консалтинг. Тем не менее именно биржами (а также тематикой товарных рынков) я изначально занимался в Институте Гайдара, куда вместе с отделом Ясина я перешел в конце 1991 года из ЦЭМИ. И именно советские товарные биржи стали для меня первым мостиком к международным исследовательским проектам. Летом 1993 года я оказался (в целом случайно) на летней школе Тюбингенского университета, которая проводилась для преподавателей МГУ и Санкт-Петербургского государственного университета. Один из курсов там читал профессор Райнер Шобель — это был курс про финансовые фьючерсы. А на Московской товарной бирже весной 1993 года как раз запустили «валютные фьючерсы» — это были контракты на поставку десять долларов США с исполнением через три месяца. И поскольку мы активно работали с Московской товарной биржей, я мог получить детальные данные о торгах.

Я подошел с этой идеей к Шобелю, его заинтересовали история возникающего на наших глазах биржевого рынка, он пригласил меня на стажировку в Тюбинген по линии Германской службы академических обменов, а потом мы подали заявку и выиграли исследовательский грант по программе Tacis ACE. В этом проекте с российской стороны участвовали Владимир Бессонов и Анатолий Пересецкий, которые сейчас тоже работают в Вышке. Не знаю, как для них, но лично для меня беседы с Шобелем у него дома в деревне под Тюбингеном стали первым шагом к реальному пониманию того, на каких принципах строится современная экономическая наука, какую роль в ней играют рецензируемые журналы, где проходят границы между академическими исследованиями, прикладными разработками и консалтингом.     

Как я пришел в Вышку

На первый взгляд, это тоже произошло случайно. Институт экономической политики (ИЭП), где я стал уже заведующим лабораторией, располагался в Газетном переулке — там же, где свои первые помещения арендовала Высшая школа экономики. Точнее, занятия шли в здании бывшего ГВЦ Госплана на Проспекте Сахарова, а здесь было всего несколько комнат для управленческого персонала. Однажды летом 1993 года я столкнулся на лестничной клетке с Ярославом Кузьминовым. И практически без всяких прелюдий Кузьминов поинтересовался, не перейду ли я в Вышку на должность проректора по науке. Надо сказать, что Институт Гайдара к этому времени был уже заметным научным центром и должность завлаба в ИЭП в мои двадцать семь лет означала вполне определенный статус. Одновременно я был научным руководителем ИНИОР. При этом было очевидно, что должность проректора предполагает работу на полную ставку, но что такое Вышка мне, в целом, было малопонятно. Поэтому после более подробного разговора с Кузьминовым мы сошлись на том, что для начала я два месяца поработаю ведущим научным сотрудником как совместитель. 

Почему в итоге я решил перейти в Вышку? Потому что в сравнении с Институтом Гайдара здесь была очень комфортная внутренняя среда — без формальных иерархий, с высокой степенью автономии и большой свободой для творчества. А в сравнении с ИНИОР здесь можно было заниматься исследованиями, не думая все время о необходимости поиска новых договоров. Глядя на все это из сегодняшнего дня, я могу сказать, что и мой приход в Вышку, и то, что я оказался здесь вместе с Ясиным, Энтовым, многими моими однокурсниками и другими коллегами, на самом деле не было случайностью.  Высшая школа экономики была и, я надеюсь, будет оставаться центром притяжения для активных людей, которые хотят заниматься академической деятельностью.

Наука в Вышке в середине 1990-х годов

Моей главной задачей как проректора была организация научной работы в Вышке. Уже в 1994 году возникли первые лаборатории и проекты Игоря Гуркова, Светланы Авдашевой, Юрия Данилова. Все они закончили экономфак МГУ. Авдашева и Данилов учились со мной на одном курсе, Гурков был чуть младше нас. В 1994 году Вышка перешла в ведение Минэкономики, у нас появилось первое бюджетное финансирование. А когда Ясин в конце 1994 года стал министром экономики, мы смогли запустить большой комплексный проект по мониторингу поведения предприятий. Базовая идея проекта была в том, чтобы понять, что на самом деле происходит в российской экономике на микроуровне.

Правительство (сначала при Гайдаре, потом при Черномырдине) проводило определенную политику. Оно ограничивало денежную массу, вместе с Центральным банком стабилизировало валютный курс, ужесточало бюджетные ограничения для фирм, были запущены процессы приватизации. Все это делалось в расчете на определенные типы реакции со стороны фирм, которые описывались во всех стандартных учебниках. А фирмы реагировали совершенно по-другому: они продолжали производить товары, которые нельзя было продать, и обменивали их по бартеру; они не платили налогов, задерживали зарплату работникам, но при этом не становились банкротами.

В нашем проекте участвовали практически все команды, которые тогда занимались анализом предприятий — группа «Российский экономический барометр» из ИМЭМО, лаборатория Сергея Цухло из ИЭП, коллеги из Института стратегического анализа и развития предпринимательства (ИСАРП). Но Вышка выступала координатором этого большого проекта и выводы о причинах бартера и неплатежей, формах и механизмах ухода от налогов были сделаны именно в наших исследованиях. Можно сказать, что Институт анализа предприятий и рынков (ИАПР), формально созданный в структуре Вышки в 1997 году, во многом вырос из этого большого проекта.

Об Институте анализа предприятий и рынков

Институт возник на базе группы лабораторий, занимавшихся микроэкономическими исследованиями. Помимо мониторинга поведения предприятий существенную роль в его становлении сыграли проекты по программе Tacis ACE, которые давали возможность проводить исследования в кооперации с коллегами из европейских университетов. Такие проекты были у Игоря Гуркова, у нас со Светланой Авдашевой. Чуть позднее в ИАПР пришла группа коллег из ИСАРП — Татьяна Долгопятова, Виктория Голикова, Ольга Михайловна Уварова. В начале 2000-х мы делали интересные проекты в сфере корпоративного управления по грантам Московского общественного научного фонда (МОНФ).

В 2005 году мы запустили совместный проект со Всемирным банком по анализу конкурентоспособности российской обрабатывающей промышленности. Позднее у нас было еще два раунда этого проекта (в 2009 и 2014 годах), сейчас обсуждаем четвертый раунд. Но один из ключевых, на мой взгляд, выводов мы получили уже на данных проекта 2005 года. Он касался гигантских разрывов в производительности между предприятиями в одних и тех же отраслях. Так, производительность 20% лучших фирм и 20% худших фирм в машиностроении различалась в девять-десять раз, а в других секторах (пищевая промышленность, деревообработка) этот разрыв достигал двадцати трех или двадцати четырех раз. То есть у нас в промышленности были вполне конкурентоспособные фирмы и рядом с ними были «живые мертвецы», которых надо было закрыть еще десять-пятнадцать лет назад, но они продолжали функционировать, потребляя ресурсы и не производя добавленной стоимости.

Причины этого заключались в том, что как правило такие предприятия находились в малых городах, где не было нормальной инфраструктуры и спроса, но их закрытие породило бы острые социальные проблемы и поэтому власти продолжали прямо или косвенно их субсидировать. Наш общий вывод заключался в том, что нужна не единая для всех, а разная политика для разных типов фирм — лидерам надо не мешать, аутсайдерам надо обеспечить выход из бизнеса с минимальными социальными последствиями, а остальным («середнякам») надо помогать в освоении новых навыков и компетенций, необходимых для успешной конкуренции на рынке.

Об Апрельской международной конференции

Наука — это производство новых знаний. В этом процессе важную роль играют не только исследовательские проекты и центры, где ведутся исследования. Очень важную функцию выполняют площадки, в рамках которых происходит представление и обсуждение полученных результатов. Именно такую роль играет Апрельская конференция Вышки. Ее проведение — инициатива Евгения Григорьевича Ясина. В течение многих лет я отвечал за организацию конференции как проректор и до настоящего времени являюсь заместителем председателя программного комитета. Изначально Апрельская конференция была ориентирована на обсуждение вопросов экономических реформ в России – с участием чиновников и международных экспертов. Именно в таком формате она впервые прошла в 2000 году — при активном участии Всемирного Банка. С того момента Банк был и остается нашим постоянным партнером.

С течением времени формат конференции изменился. Сегодня это ведущая в стране конференция по экономическим и социальным наукам, ориентированная не только на Россию, а на все страны с переходной экономикой. Из примерно пятисот докладов, которые в последние годы включались в программу Апрельской конференции, порядка сотни представлялись зарубежными коллегами. Среди них были специально приглашенные нами ведущие ученые, чей приезд финансировался за счет спонсорских средств, привлекаемых Евгением Григорьевичем от крупных компаний. Но значительная часть — это те, кто сам подает заявки на участие и приезжает к нам потому, что им интересно представить здесь свои результаты и получить реакцию от российских коллег. В свою очередь для российских исследователей, работающих в социальных науках, Апрельская конференция, на мой взгляд, играла и играет очень важную роль в формировании и распространении академических стандартов.   

МЦИИР и глобальная миграция научных кадров

С 2011 года у ИАПР есть существенное дополнение — Международный центр изучения институтов и развития (МЦИИР), который мы создавали вместе с профессором Колумбийского университета Тимоти Фраем. По результатам деятельности и количеству сотрудников МЦИИР сейчас сопоставим с остальным институтом. Если ИАПР преимущественно проводит экономические исследования, включая анализ конкурентной политики, корпоративного управления, конкурентоспособности предприятий, то МЦИИР в большей степени сфокусирован на междисциплинарных темах.

Изначально это был анализ российских региональных элит. Мы пытались понять, как модели поведения этих элит влияют на результаты экономического развития регионов. В дальнейшем возникли новые темы — коллективные действия и социальный капитал, проблемы силового давления на бизнес и стимулы в бюрократическом аппарате. Расширилась география — сейчас мы используем эмпирические данные не только по России, но также по другим постсоветским странам и Китаю. С учетом такого широкого спектра в МЦИИР вместе с экономистами работают политологи, социологи, географы.

Важная особенность МЦИИР — высокая доля молодых исследователей. Причем это касается и российских, и зарубежных коллег. В команде МЦИИР с самого начала наряду со старшими исследователями (такими как Тим Фрай, Томас Ремингтон, Джон Рейтер) были докторанты Тимоти Фрая — Дэвид Жакони, Израэл Маркес, Ноа Бакли. А с российской стороны с ними работали Евгения Назруллаева, Гузель Гарифуллина, Антон Соболев, Антон Казун. Проработав несколько лет в МЦИИР и получив новые знания и навыки, многие из российских коллег уехали в сильные докторантуры в США.

Но я воспринимаю это как естественный процесс — мы стали частью глобального научного пространства, кто-то уезжает от нас, другие приезжают к нам. Так, через МЦИИР Михаэль Рохлиц стал профессором Вышки, затем его путь повторил Израэл Маркес. Правда, в прошлом году Михаэль получил очень привлекательное предложение от нашего партнера Александра Либмана и уехал к нему в Мюнхенский университет. Но практически все бывшие сотрудники МЦИИР продолжают оставаться у нас associate fellow. А скоро диссертации будут защищать те, кто уехал от нас три-четыре года назад, и я надеюсь, что они будут рассматривать Вышку как одно из привлекательных мест для дальнейшей академической карьеры.   

Механизмы привлечения молодых исследователей

Фокус на привлечение молодежи в ИАПР во многом стал результатом внутренних дискуссий о нашей стратегии развития в 2009-2010 годах, когда мы с коллегами поняли, что без притока молодежи ИАПР через несколько лет просто тихо свернет свою активность. А доступ к будущим молодым исследователям возникает через студенческую аудиторию. Очевидно, что преподавание требует времени и чем больше человек преподает, тем меньше времени у него остается на науку. Но в то же время включенность в учебный процесс снижает издержки поиска сильных, мотивированных к исследованиям студентов. Поэтому я начал добиваться, чтобы у моих коллег по ИАПР появилась преподавательская нагрузка — причем на разных факультетах. Коллеги ведут занятия у студентов-экономистов, социологов, политологов, я сам на ¼ ставки работаю профессором на кафедре теории и практики госуправления.

Один из инструментов привлечения сильных студентов в проекты ИАПР и МЦИИР — программа грантов для молодых исследователей. Каждый год мы объявляем конкурс для студентов старших курсов и аспирантов по темам, которые интересны для Института или Центра. Первый этап отбора проводится на основе резюме и имеющихся письменных работ. Затем — собеседование. Обычно за год из тридцати или тридцати пяти кандидатов мы отбираем пять или шесть. Работа по гранту рассчитана на восемь-девять месяцев, ее конечная цель — написание статьи, соответствующей стандартам ведущих российских научных журналов. Работа ведется совместно с куратором от ИАПР или МЦИИР и разделена на этапы.

Первый этап — подготовка обзора литературы по теме. Второй — подготовка и представление презентации на семинаре ИАПР. Третий — написание итогового текста. Грант выплачивается тремя траншами после приема результатов каждого этапа. Такая схема позволяет остановить проект, если выясняется, что промежуточные результаты не соответствует нашим требованиям. Должен сказать, что обычно до конца доходит лишь половина тех, кто получил гранты. Тем не менее такая схема позволяет оптимизировать наши издержки на поиск сильных молодых сотрудников и в целом она работает. Наглядный пример успешности этой программы — Антон Казун, который через такой конкурс пришел к нам на первом курсе магистратуры, а сейчас он заканчивает аспирантуру, преподает, самостоятельно ведет серьезные проекты (в частности, он занимается анализом силового давления на бизнес) и у него уже пять публикаций в зарубежных рецензируемых журналах.

Как Вышка изменилась за двадцать лет

Первый грант Европейского союза, выделенный для создания Вышки в 1991 году, предполагал, что это будет  экономический колледж, выпускающий в год по сто-двести студентов с нормальным — европейским — уровнем экономического образования. Примерно на такой же формат в своих нишах ориентировались Российская экономическая школа и Европейский университет, возникшие практически одновременно с нами. Однако сегодня Вышка превратилась в большой многопрофильный вуз с очень широким спектром образовательных программ. Такая траектория, тем не менее, соответствовала миссии, которая озвучивалась с самого начала: нашей задачей было вырастить для страны новое поколение специалистов, владеющих современными знаниями в экономике и социальных науках. Именно поэтому уже в 1990-е годы вслед за бакалавриатом и магистратурой по экономике у нас появились факультеты менеджмента и социологии, права и политологии. А потом в 2002 году произошел новый количественный скачок, когда сразу было открыто пять новых факультетов.

Стремительный рост, безусловно, повлиял на атмосферу внутри университета. В 1990-е годы Вышка была привлекательна своей комфортной средой: небольшая организация с минимумом формальностей и регламентов, где все начальники были доступны для подчиненных. Сейчас атмосфера стала более формализованной. Мне лично, наверное, легче входить в какие-то кабинеты, потому что я здесь давно работаю, но тем, кто пришел к нам позже, решать административные вопросы намного сложнее. Я понимаю, что во многом это обусловлено внешними факторами. Мы тесно взаимодействуем с государством, получаем большие объемы бюджетного финансирования, что предполагает постоянный формальный контроль.

Соответствуя этим внешним требованиям, мы вводим все новые внутренние правила и регламенты. Но в результате на уровне университета в целом есть риск размывания того неформального корпоративного духа и утраты той внутренней свободы, которые привлекали в Вышку многих творческих и активных людей. Горизонтальные неформальные связи, играющие очень большую роль в академическом развитии и являющиеся отличительной чертой настоящего университета в сравнении с бюрократическими организациями, на мой взгляд, сейчас в основном локализуются на уровне подразделений. И для того, чтобы Вышка не потеряла свою корпоративную культуру, очень важно поддерживать и развивать академическое самоуправление, которое должно основываться на включенности образовательных и научных подразделений в процессы выработки и принятия решений в университете.