Олег Александрович Замулин:

Анн-Арбор

Я хочу рассказать об американском городе Анн-Арбор, расположенном в штате Мичиган. Но в ходе моего рассказа я время от времени буду сравнивать этот город с другим, который тоже сыграл большую роль в моей жизни и кажется мне чем-то похожим на Анн-Арбор при всей географической и культурной удаленности этих городов друг от друга, — с Академгородком близ Новосибирска. В обоих этих городах я жил много лет, и они представляются мне наилучшей средой для жизни, особенно если ты работаешь в академической сфере.

В Академгородке я вырос и учился в школе, хотя родился я в Петербурге: у меня отец из Сибири, а мама из Петербурга. Окончив школу, я уехал в Америку, где учился сначала в маленьком колледже Гриннелл в одноименном городке в штате Айова, а потом уже в аспирантуре Мичиганского университета в городе Анн-Арбор. И вот когда я переехал в Анн-Арбор, где прожил следующие пять лет, этот город очень сильно напомнил мне родной Академгородок.

Я пишу про Академгородок (или просто Городок, как его коротко называют его жители) как про отдельный город, хотя формально он является частью Новосибирска. Тем не менее жители Городка слабо ассоциируют себя с Новосибирском: совершенно обычным выражением для них является «поехать в Новосибирск» или просто «поехать в город». Городок был построен в 1950-е годы как попытка двинуть науку в Сибирь (как потом выяснилось, весьма успешная), и с самого начала идея состояла в том, чтобы обособить его от крупного индустриального Новосибирска, при этом оставив в его агломерации. Поэтому Академгородок был построен примерно в 25 километрах на юг от Новосибирска, и добираться до него в советское время было большим приключением в силу из рук вон плохо работающего общественного транспорта.

Пожалуй, я не успел в полной мере почувствовать всю академическую жизнь в Академгородке, так как после школы больше там не жил, не учился и не работал. И тем не менее вырос я в сообществе ученых, а потому впитал в себя эту культуру. Академгородок — это совершенно уникальная атмосфера. Город, построенный вокруг большого количества научно-исследовательских институтов и университета, который до сих пор является одним из лучших в стране. Соответственно, в этой среде я и жил: оба родителя у меня были сотрудниками научно-исследовательских институтов. Отец занимался информатикой, был доктором наук, заведующим лабораторией в Институте систем информатики, позже заведовал кафедрой на факультете информационных технологий НГУ. Мама до сих пор работает в Институте катализа. Раньше была научным сотрудником, позже сменила род деятельности, и сейчас она осуществляет большую работу по организации различных конференций. Рос я с твердым убеждением, что тоже стану программистом, математиком или кем-то подобным. Работу вне научной среды я долгое время не мог себе представить, так как ничего другого вокруг себя не видел. Законченным образованием я с детства считал ученую степень кандидата наук. Но когда в конце 1980-х настали новые времена, я понял, что программистом быть уже неинтересно, и лет в тринадцать решил, что хочу стать экономистом, хотя и не очень-то представлял себе, что это значит. А дальше в связи с многочисленными школьными обменами, которые происходили в то время между СССР и США, подвернулась возможность поступить в американский колледж, и после школы я сразу поехал учиться в Америку. Четкого плана, что делать с американским образованием, у меня на тот момент не было, но мной двигало в первую очередь то самое стремление учиться и постигать, которое было заложено в меня интеллектуальной средой Академгородка. Я знал только то, что еду в Америку лет на девять, цель — получить PhD (мое понимание законченного образования) и затем вернуться в Россию. И на все, что мне приходилось изучать в колледже, а затем и в аспирантуре, я смотрел именно с такой точки зрения: как я буду применять это, когда вернусь в Россию. Я вовсе не был тогда уверен, что останусь в академической сфере — думал и о консалтинге, и о многих других областях, где можно было бы работать, — но точно знал, что вернусь. В ходе пребывания в США мои планы на будущее постепенно обретали все большую конкретность. Ровно через девять лет я защитил диссертацию в Мичиганском университете, после чего с чувством выполненной миссии дошел до ближайшего трансагентства и попросил билет в Москву в одну сторону.

Зачем я ехал в Америку, если мысль остаться там жить не посещала меня ни до отъезда туда, ни во время пребывания там, ни после возвращения? Опять-таки меня гнало желание учиться, причем учиться я хотел таинственной науке экономике — и интуитивно понимал, что в России это делать бессмысленно: ни ВШЭ, ни РЭШ еще не существовало. Но я также понимал, что учиться придется не только за партой — необходимо будет вникать в альтернативное жизненное и государственное устройство Америки, учиться понимать его преимущества и недостатки. В общем, я и мои родители приняли решение, и я о нем не жалею. Считаю, что пожить несколько лет за границей и взглянуть на мир с другой стороны — само по себе бесценный опыт, не говоря уже о том, что мне удалось получить действительно первоклассное образование.

В Америке моими первыми городами были мегаполис Миннеаполис (где я жил еще в годы школьных обменов, а потом часто гостил во время университетских каникул) и совсем маленький городок Гриннелл, где я учился в бакалавриате (с перерывом на семестровую поездку в Бонн, которая также произвела на меня неизгладимое впечатление). Но я не буду останавливаться на них, а сразу перейду к главному герою моего повествования — городу Анн-Арбору, куда я поступил в аспирантуру после окончания колледжа.

Я приехал в Анн-Арбор весной 1996 года сначала на пару дней — просто посмотреть на город, сориентироваться, чтобы принять окончательное решение о том, буду ли я учиться здесь в аспирантуре. Я прошелся по улицам — и на меня буквально пахнуло университетом. Это эффект соразмерности города и университета: университет занимает такую большую часть маленького города, и к тому же центральную, что часто трудно бывает понять, идешь ли ты по городу или по университету. Повсюду люди, явно связанные с университетом: со всех сторон до тебя долетают отзвуки разговоров на научные темы. Даже фастфуд называется Einstein Bagels.

Для русской гуманитарной культуры Анн-Арбор был и остается очень известным и примечательным местом, особенно для славистов. Однако сам я об этом узнал несколько позже моего приезда туда. Поступая в аспирантуру, я по совету своего профессора-наставника в колледже составил список хороших вузов, подал в них документы и дальше выбрал лучший из тех, которые меня приняли. Географические предпочтения играли очень малую роль в этом выборе — для меня важнее было поступить в хороший вуз. Про Анн-Арбор я знал очень мало, но, когда уже поступил и стал учиться, узнал и о том, что там жил Иосиф Бродский, и о том, что одно из первых русскоязычных изданий моей любимой книги «Доктор Живаго» вышло именно там. Много русской литературы публиковалось в издательстве «Ардис». Более того, был такой забавный момент. Когда — между Гриннеллом и Мичиганом — я жил летом 1996 года в Новосибирске, мой отец проводил в своем институте традиционную конференцию по информатике, и на один из банкетов он пригласил почетных гостей к нам домой. Узнав, что я поступил в Мичиганский университет и что через месяц я должен туда поехать, один датский профессор сказал мне, что, по его мнению, Анн-Арбор — это самый богатый в культурном плане кампус в Америке. Я к тому времени еще не был знаком с Анн-Арбором, поэтому совершенно не мог как-то отозваться на его слова. По прошествии пяти лет жизни там я хорошо понял, о чем говорил тот профессор, хотя, конечно, судить об абсолютном культурном превосходстве Анн-Арбора не берусь, так как в Америке много прекрасных университетских городков. Но высокоинтеллектуальная атмосфера небольшого Анн-Арбора сильно напомнила мне родной Академгородок, и я снова почувствовал себя как дома. Организация города была до боли знакомая: население около 100 тысяч жителей (плюс 35 тысяч студентов), два университетских кампуса, научно-исследовательские институты, аффилированные с университетом, исследовательские офисы различных компаний, городские парки (город очень зеленый) — все это создавало такую атмосферу, в которой действительно хотелось заниматься наукой, хотелось писать диссертацию.

Университет огромный, и, конечно, славистика, о которой я уже сказал, там далеко не единственное сильное и вовсе не самое главное направление, хотя история Мичиганского университета и начиналась с гуманитарных дисциплин: прежде других отделений был основан колледж литературы и искусств. Город рос вокруг университета, а средоточием жизни университета вскоре после его основания стали инженерная, медицинская и юридическая школы. Топонимы центрального кампуса по сей день хранят память о том, как был устроен университет больше ста лет тому назад: там до сих пор есть Western Engineering Hall и Eastern Engineering Hall, хотя последний инженер ходил по этим зданиям много десятилетий назад. Инженерная школа, когда-то располагавшаяся в центральном кампусе, разрослась настолько, что для нее пришлось построить новый, северный кампус. Один из старейших факультетов Университета Мичигана — медицинский, и здесь нельзя не сказать об университетской клинике, расположенной в Анн-Ар-боре. Это поистине циклопический по своим размерам госпиталь, город в городе, и в бессчетных его отделениях работает огромное количество самых разных специалистов. Однако, когда туда попадаешь по каким-то своим медицинским надобностям, выясняется, что главный корпус — только вершина айсберга, на самом же деле по городу рассеяно еще множество зданий, принадлежащих клинике, тоже довольно больших по размеру, и в каждом из этих мест — сотни медицинских работников. И хотя моя аспирантская медицинская страховка предполагала, что я могу обращаться за медицинской помощью только в клинику Мичиганского университета, размеры этой клиники, разнообразие представленных в ней направлений медицины и численность персонала сразу же рассеяли мои опасения, связанные с условиями страховки. Однако требуется недюжинная настойчивость, чтобы пробиться в эту клинику: между пациентами и ею воздвигнут форпост из терапевтов, к которым необходимо обращаться за направлением к конкретным специалистам и которые видят свою святую цель в том, чтобы как можно меньше обременять докторов посещениями пациентов. Зато если уж тебе удается переупрямить такого цербера-терапевта и ты попадаешь к настоящему врачу, то твоя проблема будет найдена и решена за считанные минуты. В этом мне довелось убедиться на собственном опыте.

Город сам по себе стимулирует активную культурную и интеллектуальную жизнь: различные публичные мероприятия, выступления, лекции известных людей, семинары, конференции, концерты, спектакли. Это все неотъемлемая часть жизни университета. Хотя сам Анн-Арбор — город маленький и в нем нет собственных знаменитых театров, тем не менее к нам часто приезжали известные музыканты и артисты с гастролями, и из России в том числе. Я ходил на концерты и Евгения Кисина, и Пако де Люсия. В Анн-Арбор приглашали известных исполнителей, замечательных музыкантов, на чьи концерты мы с удовольствием ходили с друзьями. Даже российские барды были у нас частыми гостями на домашних концертах: я был на выступлениях Ланцберга, Туриянского, Дулова, Суханова в доме моих знакомых. В Анн-Арборе я познакомился с множеством интересных людей. Во-первых, это были профессора, с которыми я работал, а во-вторых, это аспиранты, параллельно с которыми мне довелось учиться (не обязательно экономисты). Так получилось, что мой основной круг общения составляли русскоязычные аспиранты. Очень много друзей было из Физтеха — с ними я проводил основную часть свободного времени. Они учились, конечно, в основном на инженерных программах. Но были друзья и из Московского авиационного института, из Института стали и сплавов и из НГУ. Моим хорошим другом был Артемий Магун, ныне декан факультета политических наук и социологии Европейского университета в Санкт-Петербурге, а тогда — аспирант департамента политических наук Мичиганского университета. С друзьями у нас была традиция: по пятницам мы с ними играли в волейбол, после чего шли домой к выпускнику РЭШ Диме Давыдову (именно он мне рассказал про РЭШ, впоследствии моем первом месте работы, и именно благодаря ему я задержался в академическом мире), ели жареную картошку и допоздна хором пели под гитару бардовские песни. Как водится в интеллигентской среде русских технарей, всегда в компании найдется хороший гитарист, который наизусть знает всего Окуджаву, Визбора, Щербакова и так далее. Это я знал еще с детства, так как мои родители со своими друзьями всегда проводили время точно так же, и такой гитарист был и в компании моих родителей в Академгородке, и в моей собственной компании друзей в Анн-Арборе.

Впрочем, мы пытались разнообразить нашу культурную квартирную жизнь и кухонные посиделки у Димы и его жены Саши еще и вечерами поэзии и прочими тематическими вечерами. Например, в какой-то момент на моем третьем курсе мы провели вечер Пастернака. Для этого я вместо диссертации долго штудировал все найденные мной в университетской библиотеке биографии Пастернака, учил его стихи, а потом за тем же привычным кухонным столом сделал доклад на основании прочитанного, сдобрив его хорошим австралийским вином. Потом по горячим следам в том же формате провели и вечер Анны Ахматовой, а третьей темой были французские вина, но тут докладчиком уже был не я.

И опять-таки этим Анн-Арбор напоминает мне Академгородок. В самом Академгородке тоже не существовало театров — для похода в театр нужно было ехать в Новосибирск, в Театр оперы и балета или в драматические театры. Но тем не менее в Академгородке мы часто ходили на гастроли приезжающих из других городов и стран известных людей. Еще до моего рождения, в 1968 году, в рамках своего единственного в СССР официального концерта в Доме ученых Академгородка выступил Александр Галич. Когда он спел свою знаменитую песню памяти Пастернака, весь зал встал, выдержал паузу, и только после этого пошли аплодисменты. Моя учительница английского языка, которая сводила на этот концерт свой класс, рассказывала нам 20 лет спустя, что не знала, стоило ли ей вообще после этого поступка возвращаться в школу или лучше было сразу писать заявление «по собственному желанию». Так или иначе, выдающиеся актеры и музыканты любят приезжать в места с высокоинтеллектуальной средой, а Академгородок и Анн-Арбор были насыщены этим сполна.

Основная моя жизнь, естественно, крутилась вокруг департамента экономики, где у нас проходили семинары и конференции. Там я проводил большую часть своего времени. Но чем мне нравился в этом смысле Анн-Арбор, так же как и Академгородок, так это тем, что все всегда было близко. Для меня такой размер города является оптимальным. Я уже 16 лет живу в Москве, но так и не могу привыкнуть к ее размерам: мне все здесь слишком далеко, слишком неуютно, слишком много времени тратится на то, чтобы доехать из пункта А в пункт Б. Конечно, бывает и другая крайность. Я четыре года жил в городе Гриннелл. Это такой маленький фермерский городок в штате Айова на десять тысяч человек, посреди которого, как некое инородное тело, был вкраплен наш колледж. Престижный, либеральный, радикально отличающийся по культуре и составу людей от окружающего его консервативного города, представляющего собой американскую глубинку, то, что называют heartland. Там вокруг были кукурузные поля, куда ни глянь. Можно было выйти из колледжа, пройти десять минут... и до горизонта кукурузные поля. Но это даже для меня, любящего маленькие городки, был уже перебор. А вот Академгородок и похожий на него Анн-Арбор — другое дело. С одной стороны, города достаточно большие, чтобы в них кипела жизнь, с другой — достаточно маленькие, чтобы все было в пешей доступности. А если и не в пешей, то до любой точки легко добраться на общественном транспорте или велосипеде. Благодаря тому, что между центральным и северным кампусами университета курсирует бесплатный университетский автобус, перемещение между ними занимает не более 15 минут. Захотел я после лекции в университете куда-нибудь пойти — например, на тот же спектакль, — пожалуйста: все это в десяти минутах ходьбы. Культурная жизнь концентрировалась в районе университета или в районе downtown (тоже в 10 минутах ходьбы). Под downtown в городах типа Анн-Арбор имеется в виду место, где дома из трех-четырех этажей, а не из пятидесяти, как в Нью-Йорке или Чикаго. В Анн-Арборе было, конечно, несколько высоких зданий — этажей в пятнадцать-двадцать, — но они стояли одинокими, как некие локальные доминанты. Были общежития такой высоты, какие-то жилые дома недалеко от университета, но они не создавали основного ощущения города. Город оставался невысоким, зеленым, и все в нем было легкодоступным.

Мне кажется, в любом городе самое важное — чтобы по этому городу было приятно гулять. Чем меня тяготит Москва (хотя сейчас, слава Богу, это стало меняться) — тем, что по ней невозможно гулять. Из-за автомобилей, из-за узких тротуаров, из-за эклектики, из-за расстояний. А вот как раз по городам небольшим, по городам тихим гулять гораздо приятнее: ты сможешь почувствовать атмосферу этого города. Для меня в детстве пробежаться на лыжах можно было, просто выйдя из дома: лес был рядом, в двух минутах ходьбы. Но при этом должен признаться, что с туристической точки зрения и Академгородок, и Анн-Арбор мало что из себя представляют. Я вырос в Академгородке и всегда считал, что это прекрасное место для жизни. Но когда я пытался показать его друзьям из других городов, я с ужасом понимал, что показать-то им особенно нечего: для любого человека, который приезжает в Академгородок, это просто спальный район. Да, там много зелени, но кроме этого там просто рядами стоят хрущевки — смотреть, в общем-то, не на что. Да, есть необычная для России улица Мальцева, где в лесу стоят коттеджи академиков. Я всегда любил по ней гулять: минут десять можно идти — и ни одна машина мимо не проедет. Но как туристическая достопримечательность она мало кого впечатлит. Академгородок — город не для туристов, а для жизни: и близость всего, и чистый воздух, и интеллектуальная среда, и зелень, которой очень много, и тишина. Нет постоянного шума, напряженного ритма, беготни. Как и в Анн-Арборе, там создана среда, оптимальная для ученых, которым часто нужно бывает посидеть и подумать над своими исследовательскими вопросами. И прогуляться по лесу — может быть, тебя посетит какая-нибудь умная мысль. Мне кажется, для науки, для образования такие городки — это самое лучшее. Неслучайно в Америке многие университеты расположены не в крупных городах, а именно вот в таких пригородах или отдельных небольших городках.

Я говорю о сходствах Анн-Арбора и Академгородка, но, конечно, есть и различия. В моем случае различия были хотя бы в том, что в Академгородке я вырос в советское время, а Советский Союз и Америка — это все-таки довольно разные страны. Поэтому, естественно, организация общественной жизни была достаточно разной. Даже если взять использование личного автотранспорта, то в Академгородке можно было перемещаться на автобусе, потому что ничего другого не подразумевалось, а вот в Анн-Арборе без машины довольно сложно было куда-либо добираться. В пределах кампуса, конечно, просто, но, например, на втором курсе я жил достаточно далеко от кампуса и ездил в университет на машине. Потом, правда, я переместился поближе и ездил на бесплатном университетском автобусе, который быстро довозил до нужного места.

Ну и, разумеется, главное внешнее отличие — архитектурный облик города. Анн-Арбор представляет собой типичную «одноэтажную Америку»: большинство людей живут в частных домах, располагающихся довольно далеко от центра в тихих районах. В Академгородке для первых академиков тоже построили коттеджи, отведя под них специальную улицу, — я уже об этом писал. Однако по большей части Городок является типичным советским городом, где в старой части люди живут в четырех- или пятиэтажных хрущевках, а в более новой части построен уже лес панельных девятиэтажек, за которыми не видно деревьев. Теперь Городок застраивается и более высокими зданиями, что вызывает возмущение многих старожилов.

Правда, справедливости ради надо сказать, что в Анн-Арборе есть нечто, чего совсем нет в Академгородке. Центральный кампус Мичиганского университета гордится настоящим архитектурным шедевром: это здание юридического факультета, называемое из-за его формы Law Quadrangle, в просторечии — Law Quad. Law Quad действительно очень красив. В интернете можно увидеть множество фотографий этого памятника неоготической архитектуры и великолепных интерьеров расположенной в нем библиотеки. Один из моих друзей по университету признавался, что, когда ему приходится идти через внутреннюю территорию Law Quad, он выбирает максимально длинную траекторию, чтобы подольше наслаждаться красотой его корпусов.

Конечно, говоря об этих двух городах, трудно напоследок не сравнить и чисто академические аспекты: в конце концов, оба города — университетские. А высшее образование в России и в Америке построено очень по-разному. Понятно, что в уровне подготовки экономистов между нашими и американскими университетами существует большой разрыв, хотя сейчас он и уменьшился — в первую очередь благодаря таким вузам, как НИУ ВШЭ и РЭШ. Но с точки зрения уровня требований к диссертации мы пока, к сожалению, еще далеки от того же Мичигана, не говоря уже о первой пятерке экономических департаментов. Но, мне кажется, интереснее различия в самих подходах к организации образования, и в первую очередь различия между бакалавриатом и магистратурой/аспирантурой. В колледже, где я учился, экономическую теорию преподавали на гораздо более простом уровне, чем в аспирантуре Мичиганского университета и даже чем в бакалавриате НИУ ВШЭ. И это сознательная политика. Поскольку в бакалавриате экономику преподают не только тем, кто пойдет в науку или вообще в экономику, то ее преподают так, чтобы она была интересна и полезна всем. Меньше теории, больше прикладных аспектов и широты образования, гуманитарных аспектов. Поэтому для тех людей, которые идут из бакалавриата в аспирантуру, первый год обучения часто становится шоком. Сразу идет мощная математическая теория, к которой аспиранты не готовы. Для меня все это было очень сложно и неожиданно. Когда я шел в аспирантуру после колледжа, я, как выяснилось, совершенно не представлял, что такое экономическая наука в ее полноценном виде. Я это понял только на первом курсе аспирантуры. Аспирантура включает в Штатах две части — два года занятий в магистратуре, а потом собственно исследовательская часть. Эти первые два года были для меня особенно тяжелыми, потому что я оказался психологически не готов к такому математизированному обучению экономике. В колледже, где я учился, — а он считается довольно престижным, — нам не давали много формальных моделей, мы учили экономику в гораздо более гуманитарном ключе. Но, как стало понятно со временем, в этом своя логика тоже была, даже для тех выпускников, которые дальше, как я, пошли в науку.

Такой подход помогает сформировать интуицию экономических моделей и понять предмет широко, помогает научиться задавать более правильные вопросы. Собственно, на старших курсах я увидел, что аспиранты, которые были математически гораздо лучше подготовлены, чем другие, зачастую хорошо справлялись с курсовой частью, но потом не могли написать диссертацию, потому что не умели задать интересный экономически осмысленный вопрос. Они могли решать поставленную задачу, но не могли сформулировать свою. А это самая главная задача, которая стоит перед аспирантом. Когда я приступил к диссертации, мне никто не ставил задачи — задачу я должен был поставить себе сам. Если аспирант будет исследовать вопрос, который ему поставил кто-то другой, то это не аспирант — это просто исполнитель, исследовательский ассистент. Многие мои друзья так и не сформулировали тему и вынуждены были покинуть аспирантуру после нескольких лет стараний. Я думаю, что именно гуманитарный взгляд на экономику, который мне помогли развить в колледже, позволил мне в итоге сформулировать интересную тему диссертации. Именно поэтому принципиально важно развивать оба полушария мозга: иметь общее гуманитарное представление о мире и обладать техническими навыками моделирования.