Константин Исаакович Сонин*:

Чикаго

Чикаго — знаменитый город, о котором в России почти никто ничего не знает. А если знает, то знает что-то не то. «Ты не в Чикаго, моя дорогая» — крылатая фраза из антирасистской поэмы Маршака 30-х годов намекает на богатство и роскошь для избранных. Скотобойни, борьба рабочих за свои права, Аль Капоне — то немногое, что можно вспомнить, если постараться. Для экономистов — «чикагские мальчики» (чилийские экономисты 70-х, отучившиеся в Чикагском университете). Что-то такое киношное — недаром самым знаменитым выпускником Чикагского университета всех времен и народов является антрополог Индиана Джонс. А в России Чикаго еще и мрачное-злачное место приключений в культовой ленте «Брат-2»

Я уже побывал в нескольких американских университетах, знаменитых и красивых, когда в 2003 году приехал сюда выступать на семинаре. И вот вечером меня отвели в бар на самом верху небоскреба «Джон Хэнкок» — и оттуда мне совершенно неожиданно открылся самый прекрасный вид на свете.

Сами американцы считают Чикаго своей архитектурной столицей. Это повсеместное знание почему-то не выдержало трансатлантического перелета. Особое удовольствие привезти друзей — все равно, из Москвы или из Парижа, — в парк «Миллениум», построенный совсем недавно, в 2004 году, и следить, как широко раскрываются у них глаза от вида гигантского зеркального «Облака» Капура, или воздушных мостов из парка через шумные улицы, или знаменитых чикагских небоскребов, стратегически расставленных в соответствии с единой концепцией градостроительства и поэтому собирающихся в величественную композицию вокруг того самого «Джона Хэнкока», с последнего этажа которого мне когда-то открылась красота этого города.

Некоторые города нужно разглядеть, заметить, чтобы полюбить. В Чикаго достаточно просто выйти на улицу. В самом центре располагается Архитектурное общество Чикаго — любимейшее место чикагцев: оттуда ежедневно отходят, отъезжают и выкатываются на велосипедах десятки экскурсий, которые проводят энтузиасты — члены этого общества. В фойе у них стоит макет города: советую осмотреть на обратном пути — я не знаю более действенного способа объяснить город ребенку, ведь за высотными башнями нетрудно потерять перспективу. Любой горожанин вам скажет, что, даже если у вас меньше суток времени на осмотр, садитесь на речной трамвайчик Архитектурного общества. За полтора часа вы полюбите город достаточно для того, чтобы внести в ежедневник более продолжительный визит. Не случайно Чикаго стал лидером нового американского тренда: высокообразованные профессионалы переселяются из пригородов обратно в центр, в жилые небоскребы, стоящие рядом с классическими небоскребами, офисными.

Искусство здесь везде: достаточно сказать, что центр города украшают многометровые скульптуры Пикассо, Миро и Шагала. Однако не зайти в главную картинную галерею, Институт художественных искусств, было бы непростительно, пусть даже вы только полюбуетесь на площадь Миллениум с открытой террасы, на которой постоянно меняются современные скульптуры. Двери этого музея представляют лингвистическую загадку: на правой приклеена надпись The Best Museum, а на левой — A Best Museum. (Разгадка в годах: в 2015 году музей стал самым лучшим в американских рейтингах, а в 2014-м вошел в топ этих рейтингов.)

Честно говоря, даже если забыть всю архитектурную сказку, небоскребы разных эпох, начиная с модерна, неоготические кампусы университетов Чикаго и Северо-Западного, конструктивистский кампус Университета Иллинойса, пагоды Чайнатауна (одного из крупнейших в Америке и самого «живого» — в том смысле, что он населен настоящими эмигрантами из Азии, ежедневно плавающими на работу на речном такси, — не пропустите), если не смотреть на расписанные знаменитыми художниками стены переоборудованных под галереи фабрик (трудно представить, что еще сто лет назад город был знаменит не туристическими достопримечательностями, а тяжелой промышленностью) — если закрыть глаза на все это, то сюда стоит ехать из-за одного только озера Мичиган. Все побережье состоит из пляжей и лодочных пристаней, другого берега не видно — Мичиган входит в список Великих американских озер, волны могут захлестывать набережную, и даже странно, что вода в нем пресная.

При всем богатстве развлечений для взрослых Чикаго — идеальный американский город для детей. Разветвленный общественный транспорт: кто откажется прокатиться на наружном метро, расположенном на уровне третьего этажа, и заглянуть в окна офисов или проехаться на двухэтажном поезде? Множество музеев. И да, Детский музей и Музей науки — это два разных музея для детей помимо Естественнонаучного музея, Океанариума, Планетария, Музея истории Чикаго (забудьте запыленные витрины краеведческих музеев — здесь дети тушат Великий чикагский пожар 1871 года, которому город обязан и одной из четырех шестиконечных звезд на флаге, и градостроительным планом, благодаря которому Чикаго представляет собой единое художественное произведение (да-да, «пожар способствовал ей многим к украшенью!»)) — и вишенкой на торте красуется гигантская детская площадка, открытая только что в парке «Миллениум», вместе с катком и скалолазательными стенками.

Маяковский написал про научно-технический прогресс в Чикаго. Приезжайте убедиться, что этот прогресс — для удобства и красоты, а не сам по себе:

Впрочем, перед тем как стать промышленным центром, Чикаго стал центром транспортным. Уникальное положение — на берегу озера Мичиган, одного из Великих озер, связанных с Атлантическим океаном, и одновременно на судоходном расстоянии от Миссиссипи, крупнейшей водной артерии Северной Америки, соединяющей Чикаго с Мексиканским заливом. Это путь с севера на юг. А окончательно сделали Чикаго транспортной столицей железные дороги, протянутые с востока на запад. В новую эру Чикаго стал и авиационным центром: на протяжении десятилетий главный чикагский аэропорт О’Хара сажал и поднимал самое большое количество рейсов в год в мире. Для сравнения — чуть больше, чем Шереметьево, Домодедово и Внуково вместе взятые. «Аэропорт» Хэйли, любимая книга наших родителей, — как раз про О’Хара.

Когда мы слышим про промышленность, то это скорее про доменные печи, станки, выпуск вагонов и автомобилей — чего-то огромного и тяжелого. При слове «конвейер», названии технологии производства, на которой базировалась большая часть экономического прогресса в ХХ веке, перед глазами возникают заводы Форда, выпускавшие первые массовые автомобили. Генри Форд не только заработал миллионы, создав «модель T», но и стал первым идеологом конвейерного производства, описав основные его принципы и подходы. И никогда не скрывал, какие конвейеры стали прототипами для его заводов — скотобойни в Чикаго, те самые, которые сделали в конце XIX века город железнодорожной столицей Америки. Те самые, которые воспел Эптон Синклер в своих «Джунглях» — книге, после выхода которой Конгресс ввел первые федеральные стандарты качества для мясной продукции: слишком уж страшными показались «джунгли».

В Чикаго два университета мирового уровня: Чикагский университет на юге города и Северо-Западный — в северных предместьях. Чикагский университет бьется за звание лучшего университета мира. В нем была проведена первая в мире управляемая ядерная реакция, с ним связаны имена 92 нобелевских лауреатов — выпускников, сотрудников или профессоров; и его имя носят целые научные школы — в социологии, экономике, литературоведении. Северо-Западный университет находится чуть в тени, потому что у любого эксперта, составляющего рейтинг мировых университетов, не поднимается рука составить первую десятку лишь из американских университетов, и тогда Northwestern оказывается одиннадцатым или двенадцатым в мире. Школа управления Келлог, инженерная школа, медицинский факультет — одни из лучших в мире.

Чикагский университет — в каком-то смысле образец для Вышки и для любого молодого университета. К концу XIX века старейшие университеты мира — Гарвард, Принстон, Кембридж, Оксфорд, Сорбонна, Гейдельберг — существовали уже столетия, и могло показаться, что ранги их зафиксированы на века. Но вторая половина XIX века дала целую группу новых великих университетов: Беркли, Стэнфорд, Джон Хопкинс и Чикаго. В середине ХХ века Массачусетскому технологическому институту было на кого равняться. Точно так же на эти примеры равняются амбициозные проекты конца ХХ — начала XXI века. За 25 лет Вышка стала ведущим вузом в России по общественным и гуманитарным наукам, имеет самый сильный математический факультет и борется за то, чтобы самыми лучшими были физический факультет и факультет компьютерных наук.

Так же, как Вышка, Чикагский университет с первого дня был лишен элитарности. C первого дня в нем учились на равных правах с остальными студентами чернокожие студенты и женщины. Или, точнее, одна чернокожая студентка — Кора Джексон. С первого дня университет, хотя и финансировался в основном бизнесменами-протестантами, был полностью светским.

А вот финансовый вопрос — кошмар Чикагского университета на протяжении всей его истории. Конечно, он начал работу благодаря многомиллионным пожертвованиям частных доноров, заинтересованных в том, чтобы в новом городе был выдающийся университет, и за сто лет заработал много денег и получил множество новых пожертвований. Но как 125 лет назад, когда он был основан, было тяжело конкурировать с самыми богатыми университетами в мире — Гарвардом, Принстоном, Йелем, — так и через 125 лет ничего не изменилось: к историческим университетам прибавился Стэнфорд, невероятно разбогатевший с расцветом Кремниевой долины, а у Чикаго, Беркли, Колумбийского университета, конкурирующих на том же уровне, денег по-прежнему в разы меньше. Может быть, поэтому университет так подходит городу-выскочке, городу с невероятными амбициями и вкусом к независимости и свободе.

В начале XXI века американские кампусы захватила волна студенческих протестов против свободы высказываний. Оказывается, чье-то выступление может быть нежелательным, потому что речь или текст могут нанести кому-то травму или оскорбить чьи-то чувства. Казалось бы, чего проще: не нравится, что говорит лектор, — встань и выйди, не нравится текст — прочти что-нибудь другое. Но это не устраивает активистов: им нужно, чтобы их университет кому-то разрешал, а кому-то запрещал выступать. И во многих случаях администрации университетов пошли под давлением студентов и спонсоров на такие ограничения. Но не Чикагский университет! В заявлении, принятом университетом, было сказано: «Принципиальная позиция университета состоит в том, что спор или обсуждение не могут быть ограничены из-за того, что высказанные идеи кажутся кому-то из членов университетского сообщества или даже большинству членов оскорбительными, глупыми, аморальными или ошибочными». Свобода важнее, чем чувства, которые могут быть задеты или даже оскорблены. Оскорбляет чье-то мнение? Вырази свое. Не согласен с чьей-то теорией? Создай свою и докажи, что она лучше. В конце концов, как замечательно сказала Ханна Грей, занимавшая пост президента университета в 1980-е, «образование не предназначено для того, чтобы давать людям чувство комфорта; оно предназначено для того, чтобы заставлять их думать».

Когда я пишу про Чикаго — про университет или про город, — все время получается «самый, самый, самый». Если не «самый большой», то «второй по размеру» или хотя бы «самый быстрорастущий». Если не «самый сильный», то как минимум «самый амбициозный». Это не случайно — это просто суть города.

* Константин Сонин включен Минюстом в список физлиц, выполняющих функции иностранного агента.