Вадим Валерьевич Радаев:

Дарем

В «Географии Вышки» большинство коллег пишут о своем родном городе или о городе, где они провели много времени, часто бывали. Я пишу о городе, в котором прожил около месяца более 25 лет назад и который я уже почти не помню. Образы со временем размываются. Скорее это воспоминание об утраченном времени и былых ощущениях.

Осень 1991 года. Я в команде, которая должна создавать «Британский колледж в Москве» (будущую знаменитую Шанинку). Нас в качестве десанта забрасывают в разные университетские города для разведывания британского опыта. Я заброшен на северо-восток Англии, в небольшой городок Дарем, где и сейчас от силы полсотни тысяч местных жителей. И это даже не мой выбор — я никого и ничего там не знаю.

С тех пор я побывал во множестве английских городов и городков. Но Дарем запомнился особо. Уже из окна поезда с огромного викторианского виадука открывается незабываемый вид на этот город, точнее, на его исторический центр на высоченном холме, вокруг которого подковой изгибается река Уир. Здесь ты впервые видишь Даремский замок, воздвигнутый в XI веке еще при Вильгельме Завоевателе, и не менее знаменитый Даремский собор. За пять лет до моего приезда они были включены в перечень памятников Всемирного наследия человечества ЮНЕСКО (первыми в Великобритании) как исключительные образцы норманнского зодчества. Но всего этого я тогда не знал. Как не знал и того, что замок теперь принадлежит созданному в 1832 году Даремскому университету, в который я, собственно, и направлялся. Пока ты смотришь на этот замок, воображение рисует романтические картины из рыцарских времен, в основном из романов Вальтера Скотта (Шотландия неподалеку, и в Дареме знаменитый шотландец тоже бывал).

Меня определяют в частный дом за немыслимую для нас тогда сумму — 100 фунтов в неделю (за один фунт в то время можно было пересечь всю Москву на такси и, возможно, даже в оба конца). Здесь сталкиваюсь с раковиной, где для горячей и холодной воды отведено по отдельному кранику и привычную теплую воду можно получить, только воспользовавшись затычкой. Возникают прочие раздражающие прелести британского быта. Кроме моей комнаты мне разрешено пользоваться гостиной, где я смотрю местный телевизор — новости, рок-концерты, сериал «Дживс и Вустер» со Стивеном Фраем и Хью Лори.

Почти каждый вечер бегаю кроссы по парку вдоль реки, многократно ныряя вниз по склону и вновь поднимаясь наверх. Гуляя по исторической части Дарема, тренирую фонетику английского (еще столь далекую от идеала). Вспоминаю приемы артикуляции, показанные преподавательницей языка, и повторяю фразы из увиденного интервью с Миком Джаггером из «Роллинг Стоунз» (у него-то артикуляция на зависть...).

Прихожу в библиотеку, роюсь в карточном каталоге (компьютеры в университете еще только появляются), набираю книг и читаю одну за другой. Делаю копии самого важного — на Родине этого не достать, электронные библиотеки в далеком будущем. И трудно предположить, что они вообще когда-нибудь появятся.

Хожу на занятия к даремской профессуре. Чему-то учусь. Подмечаю разные детали — например, то, что почти все преподаватели одеваются кое-как, ходят на лекции в растянутых свитерах, только ботинки надевают приличные. Этим подчеркивается университетский демократизм, многие социологи — приверженцы неомарксистских взглядов. Решаю про себя, что никогда не буду в таком виде ходить на собственные лекции. И не хожу.

Один из университетских преподавателей приглашает к себе домой, иронично извиняясь, что ездит на дешевой советской «Ладе» (мы тогда поставляли в Великобританию по нескольку тысяч праворульных машин в год). Рассказывает, что работает на одногодичных контрактах и никак не может закрепиться. А у него семья. Так я узнал, что ситуация у коллег может быть не очень благополучной.

Мне говорят, что на тот момент я единственный русский во всем Дареме. Пару лет назад была еще преподавательница русского языка из России. Попробуйте сейчас такое представить в любом конце света.

В незнакомом мире каждый нуждается в проводнике. Моим шерпой становится доцент социологии местного университета Дэвид Бёрн. Не знаю, почему он со мной так возится и тратит на меня столько времени (обычно это не принято, даже рядовые встречи назначаются как минимум за неделю). Возможно, он увидел во мне искренний интерес и сам был человеком интересующимся. Мы подолгу разговариваем, он советует мне ключевые книги (вовсе не обязательно по моим темам). Все-таки хорошо иметь грамотного наставника.

Мы с Дэвидом ходим в пешие походы по окрестным холмам вдоль низких каменных изгородей (тут же вспоминаются «огораживания в Англии» из учебника истории). Он возит меня в родной Ньюкасл, где проводит социологические экскурсии — показывает местную «Рублевку», где живет элита, учит отличать муниципальные и частные дома по входным дверям, курсирует вдоль фактически брошенных промышленных заводов (плоды деиндустриализации). Важно своими глазами увидеть то, что прочитано в книгах.

Смущают постоянные денежные трудности. Сегодня, по крайней мере, в части текущих расходов мы чувствуем себя более свободными. А тогда денег было очень мало, при этом у нас почти ничего не было, а хотелось сразу всего. В России разгар дефицита, плохо даже с едой. И ты вынужден взвешивать каждый фунт — выпить ли лишний раз пива, поехать ли куда-нибудь, купить ли книгу или какую-то вещь (практически любую — дома все шло на ура). Хорошо, что сегодня мы избавились от подобных проблем.

Есть эпизоды — не очень значимые — которые тем не менее остаются с тобой на всю оставшуюся жизнь. Вот первый. Воскресный солнечный день. Я подхожу к небольшой центральной площади Дарема и вижу скопление разряженной публики, духовой оркестр — явно готовится какое-то празднество. Задерживаюсь — и, действительно, вскоре показывается колонна людей, марширующих в военной форме. Военный парад! Когда же колонна приближается, я внезапно перестаю понимать, что происходит. Вроде обычный парад, каких я видел немало (и сам участвовал, когда был на военных сборах). Несколько странными кажутся лица военных и то, как именно они маршируют. Понимая, что это не кремлевский полк, все же обращаюсь с вопросом к стоящей поблизости леди и выясняю, что это парад заключенных из расположившейся неподалеку Даремской тюрьмы (возведенной в 1810 году).

Второй эпизод. Иду через город и вижу на лужайке группу играющих детей 4-5 лет с воспитателем. Местный детский сад. На улице ноябрь, на мне свитер, поверх него пальто, и мне, честно говоря, не жарко. Дети же (вижу как сейчас) в белых маечках с короткими рукавами и белых трусиках. Их планомерно приучают к выдержке (знаменитый Stiff Upper Lip). Понимаешь, как эта нация в свое время завоевала полмира.

Но главное, что этот наполненный историей город становится рамкой для особенных ощущений, которые были характерны именно для того переломного времени в самом начале 90-х. Только что упал железный занавес, и появилась возможность проникнуть в запретный западный мир. Возникло острое осознание неопределенности, открытости будущего (увы, исчезнувшее ныне). Пока не ясно, что будет с твоей страной (только что распался Советский Союз, до начала либеральной реформы еще несколько месяцев), но чувствуешь, что грядут какие-то важные перемены. И тебе самому непонятно, что делать дальше — оставаться в России или попытаться перейти в другое таинственное измерение (многие коллеги начинают уезжать или подумывают об отъезде). На это наслаиваются профессиональные размышления. Думаешь, что дальше делать, переходить ли в социологию, которой начал усиленно заниматься. В голове складываются пока еще туманные представления об экономической социологии, которая позднее станет основной специальностью. А пока мир открыт.

Этот мир принимает тебя и даже по-своему ласков (к русским в это время относятся с каким-то неподдельным удивлением и порою даже восторгом). Тебя приглашают в пабы или домой на семейные обеды. Но ты все равно ощущаешь здесь себя чужаком, занесенным в другую среду. Тебе лишь позволили некоторое время понаблюдать, как живут другие...

Иными словами, ты попадаешь в мир фэнтези. Говорят, Даремский собор послужил прообразом для создания визуального образа замка Хогвартс в фильмах о Гарри Поттере. И это не удивляет.

С годами происходит разволшебствование этого мира. Открывается много других по-своему красивых мест, путешествия становятся обыденным делом. Нетрудно вернуться и в Дарем. Просто взять и поехать. Но вернуть те обостренные ощущения открытия нового, чувство какого-то щемящего одиночества и рвущихся куда-то надежд на будущее — столь неясное, но непременно светлое, — уже никогда не удастся.