Даниил Борисович Цыганков: Берн
Даниил Борисович Цыганков:
Берн
Когда в начале 2000-х я перебрался из Петербурга работать в ВШЭ, я начал развивать довольно новое для России направление — оценка программ и политик. Я регулярно расширял свои знания — для преподава¬ния, для исследований, для консультирования госорганов. А Швейцария на тот момент представляла собой очень любопытный феномен, так как это первая страна, где оценка эффективности государственных политик, в широком смысле, была зафиксирована статьей Конституции (в 1999 году). При этом в Швейцарии людей с высшим образованием примерно 25-30% — не так много по сравнению с другими странами, но швейцарцы чаще других переучиваются. Для них нормально даже в 35-40 лет получить магистерскую степень. Году в 2005-м Бернский университет разработал и запустил программу дополнительного образования по оценке программ и политик, на которой преподавало много практиков и были свободные места на отдельные модули программы. В середине 2000-х Вышка как раз стала получать довольно значительную поддержку от правительства для переобучения, стажировок, трансфера знаний из зарубежных университетов. Первый раз я поехал на месяц в Берн по линии ИОП; потом было еще несколько поездок на пять-семь дней при поддержке фонда факультета ГМУ и Центра повышения квалификации, так что всего у меня есть сертификаты по четырем модулям этой программы.
Первым делом выяснилось, что до Берна нет прямых рейсов из Москвы. Нужно лететь прямым рейсом до Женевы или Цюриха, а затем ехать на поезде. Или же надо пересаживаться в Мюнхене на маленький винтокрылый самолетик до аэропорта Берн-Бельп. Там очень приятная, домашняя атмосфера, теплые взаимоотношения между работниками аэропорта и пассажирами. Возвращаясь в Россию в первый раз (был рейс рано утром), я, как обычно, приехал за два часа, и этот маленький аэропорт — громадный ангар посреди поля — оказался закрыт. Рейс был ранний, люди летели из Берна в Мюнхен на работу — для них самолет вроде нашей электрички. Мы уже готовились взлетать, как вдруг командир объявляет, что ему позвонил человек: он опаздывает на рейс, давайте подождем? И действительно, тот приехал в аэропорт за пять минут до вылета. Для Швейцарии характерна такая абсолютно крестьянская атмосфера. Люди часто встают в 5 часов утра. Еще сто лет назад надо было «доить корову», и эта привычка рано вставать осталась. Приемные часы в госорганах Швейцарии — с 7 до 11 утра. Поэтому, если тебе нужно туда по делам, приходится тоже вставать рано.
В Швейцарии в академической среде люди достаточно быстро переходят на «ты», даже быстрее, чем в Москве.
Швейцария — небольшая страна, и Берн находится в самом центре, так что я мог посетить все те города, которые мне были интересны, в том числе и с академической стороны. Например, я писал в СПбГУ диплом о философе Иване Ильине и поэтому решил доехать до пригорода Цюриха — Цолликона, где тот был похоронен в 1954 году. Писал диссертацию о Солженицыне — и доехал до кантона Аппенцелль-Иннерроден, который описан в его очерках «Угодило зернышко промеж двух жерновов» (это — продолжение «Бодался теленок с дубом»). Но Берн оставался точкой притяжения, где я мог выполнить, так сказать, основную миссию этих поездок — добрать знаний, добрать исследовательского инструментария. Нам преподавали консультанты и швейцарские госслужащие, которые, в частности, создавали механизм оценки регулирующего воздействия нормативных правовых актов. Они рассказывали о том, как им удалось сделать такой скачок в царство свободы буквально за пять-семь лет. Все это потом пригодилось мне и в преподавании, и в обучении, и в проектах, которые я делал в Вышке.
На эту программу приезжали разные люди: и постарше, и помладше, кто-то — статусный чиновник или замглавврача, кто-то — фрилансер, юмористически относящийся к госслужбе. Их всех надо было как-то интегрировать. Среди наших преподавателей был коллега из Мюнхенского университета, и, чтобы всех перезнакомить, он поставил на доске точку, сказал: «Вот Берн», — и предложил нарисовать шкалу «кто откуда». Нужно было выйти из-за столов и расположиться по всей длине аудитории на этой шкале: получилась своего рода живая линейка. Там были слушатели из итальянских кантонов, из Лихтенштейна. Естественно, я из Первопрестольной оказался дальше всех. Позже я использовал этот прием в своих гостевых лекциях в санкт-петербургском филиале Вышки, для того чтобы разрушить у студентов стереотип профессора, вещающего ex cathedra.
Берн отличается от традиционных европейских столиц. Такой сонный, уютный городок, совсем непохожий на метрополию.
В Швейцарии в академической среде люди достаточно быстро переходят на «ты», даже быстрее, чем в Москве. В Петербурге на это уходят годы; в Германии, где я учился до перехода в ВШЭ, тоже не так просто. А в Берне мне сразу предложили перейти на «ты», но мой немецкий коллега предупредил меня, что очень важно при этом не просто говорить «ты», а еще и добавлять имя: «ты, Хайнц», «ты, Гельмут». Просто «ты» — это моветон. Говоря «ты» и называя по имени, ты подчеркиваешь, что помнишь того, с кем говоришь. Я поразился: «Мы в течение дня со всеми перешли на «ты», как я всех запомню?» — «А вот зайди на сайт и выучи, как всех зовут. Ты же собираешься здесь целый месяц общаться?» И я действительно выучил.
Берн отличается от традиционных европейских столиц. Такой сонный, уютный городок, совсем непохожий на метрополию. Тому, кто хочет почувствовать пульс жизни, надо ехать в Цюрих или Женеву: в зависимости от того, кого он «предпочитает» — немецких протестантов или французских католиков. Когда смотришь на Берн сверху, с колокольни, на ум сразу приходит аналогия с «Городком в табакерке». Эти крыши с красной черепицей, аркады, проулки, рыночная площадь. Много кафе, в том числе напротив здания Федерального собрания — швейцарского парламента. Город был основан герцогом Бертольдом Церингеном в 1191 году. По местной легенде, он поклялся назвать город в честь первого животного, которое убьет на охоте. Отсюда и пошло название Берна: Bär по-немецки означает «медведь». Но затем, когда начал развиваться посад, наследники герцога повелели застраивать его таким образом, чтобы было много длинных улиц и мало площадей, так что народу негде было собираться и в случае восстаний легко можно было бы их подавить. Узкие улочки, которые может контролировать небольшое количество стражников, и никаких больших площадей, где могла бы собираться толпа. Благодаря этому мы сейчас имеем такой «городок в табакерке». Аркады позволяют даже в непогоду без зонтика передвигаться по историческому центру города, расположенному на полуострове в излучине реки Аре, от магазинчика к магазинчику, от одного кафе или небольшого музея к другому.
В остальном город, пожалуй, не сильно изменился с тех пор, как стал столицей конфедерации в 1848 году. Правда, в героическую эпоху Швейцарской Конфедерации, когда швейцарцы еще не были такими неторопливыми и важными, им приходилось отбиваться от бургундцев. В центре Берна стоит памятник Адриану фон Бубенбергу, у которого практически такая же история взаимоотношений с городом, как у Александра Невского с Господином Великим Новгородом. Фон Бубенберг был видной фигурой в бернском кантоне, но в какой-то момент Бернский совет большинством голосов запретил ему любую политическую деятельность, и он удалился в родовой замок. Но когда пришел войной бургундский герцог Карл Смелый, его снова призвали. И фон Бубенберг оборонял крепость Муртен, прикрывая Берн со стороны вторжения, пока кантон с союзниками собирал ополчение, и выдерживал осаду. 22 июня 1476 года Карл Бургундский потерпел поражение под Муртеном. У швейцарцев даже есть поговорка, что в первой битве Карл потерял добро (то есть обоз), во второй — мужество, а в третьей — жизнь (Karl der Kühne verlor bei Grandson das Gut, bei Murten den Mut, bei Nancy das Blut).
Главный вокзал Берна примыкает к бывшей крепости, остатки которой, в свою очередь, интегрированы в университетский комплекс. Поэтому мне было очень удобно идти от гостиницы сквозь вокзал, садиться на лифт, который поднимался на четыре этажа вверх и останавливался на уровне университета. Улица, которая идет мимо выхода из лифта к университету, носит имя Анны Тумаркиной — первого профессора-женщины Бернского университета. Швейцария в конце XIX — начале XX века была в академическом плане жуткой провинцией, поэтому люди, которые не могли получить профессорское звание у себя на родине, в том числе в Российской империи, ехали за этим в Швейцарию, и женщины тоже. Так что улочка Анны Тумаркиной отражает историю давних академических связей России и Швейцарии.
В 2008 году, когда я приехал в Берн во второй раз, там проходил чемпионат Европы по футболу. Голландия играла в отборочной группе в Берне, и приходилось ходить через толпы голландских болельщиков. Приехало больше десяти тысяч голландцев. Они все ходили в оранжевом, и весь город стал оранжевым. Было очень весело, полное впечатление карнавала. Слово «зажгли» я, наверное, в полной мере ощутил, глядя на голландцев, которые пели, танцевали и всех втягивали в свое веселье. Поразительно, что такое большое количество приехавших в таком маленьком городе смогли самоорганизоваться так, что там не произошло ничего криминального, при том что пиво лилось рекой. Бернцы были впечатлены: им очень понравился визит голландцев. Дальше с голландской сборной произошла хорошо у нас известная «трагедия». Голландцы переехали в Базель в статусе безусловного фаворита четвертьфинала, но там нарвались на более быструю, более молодую и «более голландскую» сборную России под руководством Хиддинка. Я тоже поехал болеть за наших в Базель. Российских болельщиков приехало гораздо меньше, чем голландских, потому что никто не думал, что Россия вообще выйдет в четвертьфинал. Швейцария тогда еще не была в шенгенской зоне, и множество российских фанатов, находившихся в Австрии на момент выхода России в плей-офф, физически не смогли приехать из-за отсутствия у них швейцарских виз. И оказалось много свободных билетов, которые РФС продавал прямо в Базеле. После матча я возвращался в Берн на поезде, где был чуть ли не единственным русским в майке с российской символикой, а кругом ехали одни голландцы, которые, конечно, были безумно расстроены, но тем не менее вели себя мирно, поздравляли меня с хорошей игрой Аршавина и Ко.
Если бы я снова оказался в Берне, я, может быть, снова зашел бы в российское посольство — к людям, которые в свое время содействовали переносу праха Ивана Александровича Ильина из Цолликона в некрополь Донского монастыря. Атташе по культуре рассказывал мне, что российское посольство очень грамотно подошло к аргументации. Поскольку Швейцария — это конфедерация с системой самоуправления, там не как у нас — звонить президенту бесполезно, все решает сама община. И выборные общины Цолликона не понимали сначала, почему надо эксгумировать прах Ильина и перевозить его в Москву. Могила на кладбище в Цолликоне с 1954 года, все нормально, место оплачено еще на много-много лет. И наше посольство подготовило письмо от МИДа с обращением от имени российского руководства, в котором говорилось, что Ильин очень важен для российской истории. И швейцарцев так поразило, что великая Россия обращается к общине напрямую, а не пытается оказать давление, что они пошли навстречу. Сейчас можно прийти в некрополь Донского монастыря и увидеть там могилы Деникина, Каппеля, Ильина. И для меня этот мемориал тоже ассоциируется с Берном, потому что наши бернские дипломаты помогли ему появиться.
Еще я бы, наверное, поиграл в шахматы на площади Бундесплац. Перед Федеральным дворцом, в котором располагается парламент, бьет фонтан в двадцать шесть струй (по числу кантонов). Струи бьют в определенной последовательности, и любимая забава подростков — бегать и уворачиваться от брызг. А люди постарше тут же неподалеку играют в большие уличные шахматы. Я там тоже один раз играл. Местный чемпион обыгрывал всех со страшной силой, и тут подошел я и напросился сыграть. У меня спросили, есть ли у меня деньги (кажется, ставка была двадцать швейцарских франков), я показал. Мне снисходительно уступили право играть белыми. И я разыграл с этим бернцем так называемый «северный гамбит», дебют, предполагающий, что в начале партии белые отдают много материала. Этот дебют был безумно популярен сто — сто двадцать лет назад, но сейчас его не играют, потому что теория показывает, что белые проигрывают, если черные играют грамотно. А вот если черными играет любитель, который не знает этой комбинации, он хватает и хватает пешки и остальные фигуры, и заканчивается все для него плохо. Все же я в школьные годы играл профессионально и потому выигрыш брать не стал. Короче, перефразируя известный рекламный слоган, можно сказать: «Заматовать короля в центре доски, напротив Федерального парламента Швейцарии — бесценно». Свою экскурсию по Берну я бы начал с главного вокзала. Оттуда можно проехать на лифте и попасть в университетские здания, посмотреть библиотеку. Другой вариант — двинуться по полуострову, на котором расположен исторический центр Берна, и идти по аркадам вдоль остатков крепостных стен. Потом я бы обязательно прогулялся по мосту через Ару, по которому, согласно легенде, ходил Альберт Эйнштейн. Он ведь жил в Берне в тот период, когда обдумывал свою теорию относительности, как раз ходил на работу этой дорогой. И я этому не удивляюсь, ведь свежий бернский воздух необычайно вдохновляет: у меня самого родилось там несколько интересных идей, которые я позже развил в одной статье. Берн — лучшее место, чтобы обдумывать научные идеи.
Берн — это не тот город, в котором вы найдете безумное количество развлечений. Пожалуй, главная музейная достопримечательность — это открытый в 2005 году Центр Пауля Клее, известного художника первой половины XX века, родившегося в Берне. Центр расположен на востоке Берна, минут пятнадцать на трамвае от главного вокзала.
На берегу Ары есть большая яма, где живут медведи. Это место культовое. О нем еще Иван Тургенев вспоминал — как, будучи маленьким, чуть не свалился к медведям, отец поймал его за ногу и вытащил. К медведям все приходят обязательно, смотрят, и вроде даже разрешено кормить их какими-то морковками. В определенный момент им пробили проход к реке, чтобы они могли купаться. Очень милое зрелище.
Еще я бы посоветовал использовать Берн как опорный пункт для поездок по Швейцарии. Съездить в Межозерье (Интерлакен), забраться в горы. Промочить ноги в Женевском озере. Доехать до Люцерна, посмотреть те места, где Суворову пришлось развернуть войска, повторившие чудо-поход Ганнибала. Спуститься с горы Пилатус и махнуть в поезде с прозрачной крышей до итальянских кантонов, до Лугано. Хорошо бы найти два-три дня на поездку в такие небольшие городки, как Монтрё или Золотурн (еще один «городок в табакерке», но уже без всех этих федеральных ведомств.
Для Швейцарии характерно участие науки в оптимизации управленческих решений. Хотя собственно чиновников и немного, они часто делают ставку на академическое сообщество. Они публикуются, встречаются и читают друг другу доклады, переобучаются, сами кого-то учат. Швейцария в плане управления — страна победивших методик, подходов, прикладных знаний. Российскому правительству начиная с 2000 года предлагалась масса разнообразных отчетов, составленных экспертами. В лучшем случае они откладывались, в худшем демонстрировалось презрение к академическим кругам: у нас практики-чиновники противопоставляются академическим «псевдоэкспертам». В Швейцарии этого нет, они уже прошли это бессмысленное противопоставление, у них и те и другие постоянно учатся и переобучаются. Люди из академических кругов призываются на самый верх системы управления. Это чрезвычайно повышает эффективность применения любых принимаемых решений, хотя и увеличивает издержки обсуждения. Обсуждение происходит очень долго. Заседают консультативные советы, которые привели бы в бешенство российских чиновников. А швейцарцы по четыре-пять лет обсуждают проблему, но после того, как они договорятся, достигнут экспертного и политического консенсуса, решение применяется с минимальными издержками, так как с ним все согласны. И эффективность такого подхода очень высока. Это то, чему меня научил Берн: кооперироваться, слушать других, уважать чужое мнение, перебирать разные варианты и, только собрав и проанализировав все мнения, действовать сообща с большой эффективностью. Думаю, это не только бернская, но и швейцарская манера.
В мире есть несколько городов, где я мог бы жить. Может быть, благодаря тому, что помимо английского я свободно владею немецким, я мог бы жить в Берне или Берлине. В Берне я мог бы жить долго и постоянно, после того как совсем отошел бы от дел и — необходимо добавить! — если бы на это хватило денег.