Елена Анатольевна Вишленкова:

Казань

Я родилась в Казани и прожила в этом городе ровно 44 года. Некоторые мои коллеги любят приводить меня в качестве примера исторического долголетия, документально подтвержденного участием в подготовке двух юбилейных торжеств — 800-летия (1977) и 1000-летия (2005) Казани. У меня действительно сохранились символические знаки этих дат. Так что родной город подарил моему поколению казанцев лишних 200 лет и позволил нам выйти за пределы отпущенного человеку времени. К последнему юбилею города я написала с моими коллегами Аллой Сальниковой и Светланой Малышевой книгу о повседневной жизни казанцев в XIX-XX веках. Благодаря этому город превратился для меня в своего рода палимпсест: за нынешним фасадом улиц и зданий вижу просветы стоявших на этом месте строений или следы утраченных культур.

В наши дни туристы любят посещать Казань: кто ради любви к старине, кто ради медицинского туризма или высококлассных спортивных мероприятий. Каждому, кто приезжает в город впервые, бросается в глаза его сложный ландшафт, прорезанный не только оврагами, но и широкими поймами рек, озер и протоков. Двигаясь по раскинутому вдоль рек (Волга и Казанка) и озер (Нижний, Средний и Верхний Кабаны) городу, вы все время оказываетесь на длинных мостах, на набережных и смотрите на разновременную застройку речных и озерных берегов, неожиданно наталкиваетесь взглядом на островок с необычной церковью-пирамидой или на Старо-Татарскую слободу. В отличие от Петербурга с его регулярной планировкой параллельных улиц и от Москвы с центрично расходящимися кольцами прирастающих районов, Казань на плане образует связку олимпийских колец. В центре связки — старинный посад с каменным Кремлем, где высятся головки православных храмов, стены оборонительных башен и пик минарета. А к посаду прилепились бывшие городские слободы (Суконная, Мокрая, Ягодная, Козья, Адмиралтейская, Академическая, Архангельская, Архиерейская и другие). Уникальность каждой из них до сих пор просвечивает сквозь новый урбанизм Казани то названием станции метро, то расположением домов, то заброшенным руслом реки и старыми верфями.

В течение моей казанской жизни я много раз меняла места жительства. Детство прошло в ныне почти исчезнувшей слободе Гривка. Она располагалась на противоположном от Кремля берегу реки Казанка. До конца 1970-х годов этот район сохранял специфику ремесленного поселения XIX века. Вполне советские люди, обладатели деревянных и каменных домов и больших садов, работали на государственных предприятиях и в организациях, но в приватной жизни отличались от жителей многоквартирных сталинок и хрущевок. Их жизнь и благополучие не были унифицированными и мало зависели от обычной зарплаты. На Гривке все зависело от трудолюбия и навыков обитателей. У моей семьи был самый красивый и большой дом. Дед, мастер-краснодеревщик, сделал его с запасом — в расчете не только на детей, но и на внуков. В комнатах стояла сделанная из разных пород дерева резная мебель, украшенная скульптурами птиц и античных героев. К нам на детские дни рождения и новогодние праздники собирались друзья со всей улицы, а взрослые устраивали кукольные спектакли и дарили подарки.

А последние десять лет я прожила на самой уютной улице в центре Казани — в Школьном (до 1920-х годов он назывался Гимназическим) переулке. Это такой тупичок на самой вершине холма. В губернской Казани он был лесистым и застраивался дворянскими особняками и университетскими медицинскими клиниками. Они и сейчас работают. А между ними есть женское епархиальное училище (ныне школа № 18), особняк казанского губернатора, остатки усадьбы Чемышевых, где будущий писатель Аксаков ловил бабочек. Наша квартира находилась в доме-коммуне 1930 года. Сейчас в нем не найти двух квартир с одинаковой планировкой, и нумерация квартир в подъезде начинается на втором этаже, а заканчивается на первом. Все это следствие идеи совместного быта: комнаты были проходными, кухня не подразумевалась, а на первом этаже располагались общие столовая, прачечная и детский сад. Потом все это перестраивалось по фантазии владельцев. В Школьном переулке долго сохранялась специфическая атмосфера городского двора, где многие знали друг друга по именам, а в расположенный здесь же музей академиков Арбузовых ходили как к соседям в гости. В 1990-е годы в нашем дворе был выстроен элитный дом, в котором поселилась администрация Республики Татарстан, и за улицей было установлено видеонаблюдение. При этом в домах по соседству жили спившиеся интеллигенты, бабушки с фантастическим прошлым, дирижеры, преподаватели, врачи. Забавно, что в нашем тупичке этим слоям не удавалось расслоиться и жить порознь. Не хотели дети владельца банка и главного архитектора сидеть за охраняемыми каменными заборами и тащили родителей в общую рощицу, где стоял сосланный сюда первый, очень неканонический памятник студенту Ульянову. И местный пьяница не хотел спать в одиночестве своей квартиры, а сидел под распахнутыми окнами профессора консерватории и слушал ее репетиции. А бабушки рассказывали всем интересующимся свои living stories — как одна из них, будучи татаркой, преподавала русский язык на Западной Украине сразу после войны, как другая школьницей приехала вместе с отцом, директором военного завода, из Ленинграда в Казань, как в дом-коммуну заселяли в войну эвакуированных из Москвы академиков. Но все рассказы мгновенно пресеклись, стоило мне однажды вынести во двор диктофон. Бабушки пережили Советский Союз и знали, чего нельзя делать.

До создания Поволжского федерального университета, поглотившего многие вузы города, Казань почитала себя университетским городом. Это институтов и академий в городе было много, а университет в Казани был один — тот самый, императорский. На научном и образовательном рынке он был вне конкуренции. Кто бы ни приехал в Казань, администраторы и не облеченные властью горожане вели гостей на территорию университетского городка. Он — единственный в нашей стране, построенный в начале XIX века как специальное кампусное пространство. Городок и ныне располагается на противоположном конце улицы, идущей по гребню кремлевского холма от древней крепости. Он воплотил в себе красивую утопию эпохи Просвещения о науке как пути к счастью, об университете как месте перерождения и самосовершенствования. Со всех сторон к университетскому городку надо подниматься по довольно крутым склонам холма. Когда-то предполагалось, что главная дорога будет проходить через ботанический сад и вести к величественному зданию с античным портиком и непременными белоснежными колоннами. Вдоль этого пути-восхождения стоят астрономическая обсерватория, круглый анатомический театр, связанные полукруглой изгородью здания библиотеки и физико-химических лабораторий. Сегодня центральный путь к университету идет уже не через сад, а через проезжую улицу, к кампусу приросли здания советского ампира и социалистические высотки, но и теперь каждого посетителя восхищает выраженная в архитектуре вера предков в научное счастье и почитание знания.

У казанцев связь с природой прочнее, чем у москвичей. После нескольких радикальных перестроек (к юбилею города и к универсиаде) в городе осталось мало парков. Может быть, поэтому в любое свободное время казанцы устремляются в пригороды. В мои студенческие годы мы много ездили в походы — за самодеятельной песней, археологическими находками, за лесными грибами, за сугробами и черным зимним небом. Эти походы приучили любить движение, впечатления, открытия. Сегодня, если не уезжать на дачу или в лес, можно отлично провести день на острове Свияжск, в крепости, отстроенной за несколько дней по приказу Ивана Грозного для захвата Казанского ханства. Добраться до нее можно по реке на пароходике или по недавно выстроенной дамбе на автобусе. Сейчас там действующий монастырь, несколько музеев, отличные рестораны и развлекательные мероприятия для детей и взрослых. А для интересующихся татарской историей, приготовлен маршрут в древний Булгар.

В отличие от многих нынешних российских городов, Казань — прагматичный и энергичный город. Кажется, что прошлое для казанцев — уже не столько фетиш и поле национальных битв, сколько выгодный бренд. Администраторы готовы работать с ним и развивать, подверстывать под «славное прошлое» (не важно — ханское, московское, имперское или советское) туристические, спортивные, культурные проекты. Приехав на перекресток христианской и мусульманской культур, турист находит здесь то, что ищет: памятники волжских булгар, золотоордынские остатки, ханские тропы, «польский след», пласты московского владычества, губернскую столицу, социалистический город или хайтековский мегаполис с развитой индустрией потребления и молодежной культурой.

Мне нравится эта почти тактильно ощущаемая антидепрессивность Казани, ее контрастные и плохо сочетаемые лики, яркая внешность людей, многоязычие. Я могу жить в любом городе и чувствовать себя в нем уютно с любимыми людьми, Казани же я благодарна за жизненный опыт. Она с детства учит каждого терпимости и уважению к инаковости. Наверное, не каждый этому научается, но все же... В полиэтничной семье, а затем и в многонациональном окружении нельзя было демонстрировать ироническое отношение к чужой культуре, нормой было стремление ее познавать. И еще в Казани человек получает прививку от уныния. Любимые российские забавы здесь не поощряются. Если начнешь жаловаться, то обязательно друзья поинтересуются, что ты уже предпринял, чтобы было иначе. Я восхищаюсь энергией и силой татарских женщин, которые попирают любые шаблоны и стереотипы, находят нетривиальные решения в разных ситуациях и при этом успешно поддерживают старинный миф о смиренной хозяйке дома. Казань подарила мне дружбу ярких людей и научила быть кочевником, хотя бы академическим.