Ольга Сергеевна Довбыш:

Стокгольм

В Стокгольме я оказалась летом 2011-го, когда поехала туда учиться в Королевский технологический институт (Kungliga Tekniska Högskolan) на два года в магистратуру. Я «продукт» Высшей школы экономики. Сначала окончила здесь специалитет, потом магистратуру по программе «Менеджмент в СМИ». Кроме того, во время учебы в магистратуре еще и поработала в Дирекции по развитию магистерских программ.

Идея о том, чтобы поехать учиться в другую страну, возникла довольно спонтанно. Просто было ощущение, что чего-то не хватает, ведь мое образование в специалитете не имело отношения к журналистике и медиа и с магистерской программой его связывало только общее слово «менеджмент». Все, что касается медиа, было для меня ново. А поскольку на тот момент я уже знала, что в дальнейшем хочу развиваться именно в этом направлении, захотелось глубже в нем разобраться. Вспоминая сейчас тот период, понимаю, что моя образовательная стратегия была довольно странной и высокорискованной: я рассматривала только одну страну, один город, один университет и одну программу. Собственно говоря, я и отталкивалась от программы. Стокгольм уже потом приложился к программе. Мне понравилось ее содержание, ее общая концепция. Видимо, был в этом какой-то знак, что на программу я прошла.

До этого я не была ни в Стокгольме, ни в Швеции. Когда туда улетала, вообще имела слабое представление о стране и городе. У меня не было особых намерений путешествовать или по-смотреть мир, как это часто удается студентам во время учебы за рубежом (наверное, поэтому за два года я никуда толком в Европе и не съездила). Мне хватало впечатлений от нового города и новой страны. Но сначала расскажу о программе. Магистерская программа Media Management (обучение ведется на английском языке) реализуется на базе Королевского технологического института, который традиционно имеет технический профиль. А часть курсов дает Стокгольмская школа экономики, закрывая менеджериальный блок. Получается такой микс из технологического и рыночного взглядов на медиа. Программа в Вышке называлась похоже — «Менеджмент в СМИ», но по содержанию они отличались сильно. В вышкинской программе в мое время (а это был второй год набора) все-таки преобладал социокультурологический подход — вероятно, потому, что программа реализовывалась на базе отделения деловой и политической журналистики, а медиа чаще трактовались в более традиционном узком ключе как средства массовой информации. В шведской программе, наоборот, старались охватить максимально широкий спектр тем, связанных не столько с созданием контента, сколько с развитием технологий и коммерциализацией проектов.

Переезд в Стокгольм стал для меня, конечно, шоком. Во-первых, я никогда раньше не уезжала на такой длительный срок в другую страну. И вообще жила с родителями на всем готовом. Во-вторых, все новые элементы моей жизни — университет, общежитие, город — сильно отличались от всего, что я знала и к чему привыкла. Первое впечатление — максимально продуманный и выверенный до мелочей план переезда. Уже в аэропорту нас, прибывших студентов, встречали волонтеры и вручали лист, где чуть ли не по пунктам был расписан план новой жизни. Позже я поняла, что четко продуманные, распланированные, даже алгоритмизированные действия — одна из черт шведов. Ко всему, от регистрации в студенческом офисе до правил пользования кухней в общежитии и сортировки мусора, были подготовлены подробные инструкции. Все было максимально подготовлено, чтобы новый человек избежал стресса.

Тем не менее стресс, конечно, был. Позже я прочитала о теории культурного шока при переезде в другую страну. Там есть несколько стадий, и я прошла их все. Первая стадия — когда человек ощущает себя туристом в новой стране. Где-то с месяц ты гуляешь по старому городу Gamla Stan, по центру, все смотришь, тебе все непривычно, но все нравится. Стараешься быть как «местные»: например, покупаешь велосипед, потому что все ездят на велосипедах. Еще не ассоциируешь себя с местным сообществом, наблюдаешь со стороны. Примерно через месяц начинается следующая стадия — процесс адаптации и привыкания, — и это самое тяжелое. Ты уже чуть глубже погружаешься в среду и понимаешь, что она другая, чужая. Начинаешь скучать по друзьям, по жизни в России. Едешь на St. Eriksplan в русский магазин за гречкой. Мне было так плохо, что начались головные боли. Доктор сказал, что это cognitive overload — лечится сном, прогулками и парацетамолом (как, впрочем, большинство недугов в Швеции). И действительно, через несколько недель все прошло — как будто и вправду когнитивные схемы в моем мозгу перестраивались на новый шведский лад. И когда я приехала на зимние каникулы в Россию, мне уже тут было все чуждо и непривычно — это следующая стадия, фактически означающая завершение процесса интеграции.

Почти сразу после моего приезда начались занятия в университете. Было непривычно, но я бы не сказала, что образовательный процесс кардинально отличался. Привычный формат лекций и семинаров. Много работы в мини-группах и групповых проектов. Много гостевых лекций. Лекции одного из обязательных курсов — Future of media — практически все были гостевыми. На тот момент это было для меня ново, но сейчас и у нас на бакалаврских и магистерских программах активно используется такой формат, что, конечно, несомненный плюс.

У нас была сильно практико-ориентированная программа. Каждый второй курс предполагал выполнение проекта, который потом презентовался приглашенным из индустрии экспертам. Например, один из проектов был по заказу шведского таблоида Expressen, для которого мы разрабатывали стратегию привлечения и развития стартапов в этом медиахолдинге. У нас был куратор из компании, с которым мы регулярно встречались для обсуждений. Презентация проекта также проходила в компании. Университет выступал в данном случае скорее как посредник, предоставляющий площадку для работы.

Вообще, как моя магистерская программа, так и вся университетская среда KTH активно сотрудничает с индустрией: практики привлекаются как эксперты, спикеры, заказчики. Бизнес интересуется институтом и ценит его деятельность. Мне кажется, в Стокгольме удалось наладить диалог между довольно тяжело стыкуемыми средами практиков и теоретиков.

Параллельно я стала изучать шведский язык, на курсы которого автоматически попадают все, кто приезжает в страну на длительный срок. Впрочем, выучить язык довольно сложно: все стокгольмцы, от детей до стариков, прекрасно говорят на английском и, видя твои шведскоязычные мучения, сразу переходят на английский.

Мое погружение в городскую среду началось, конечно, с кампуса университета. Он расположен в северной части (Norrmalm) центрального Стокгольма. Первые постройки кампуса здесь были открыты в 1917 году. Основные университетские здания выполнены в таком классическом шведском стиле: темный красный кирпич, лаконичные формы, монументальность. Шведская архитектура не разменивается на декор и пышные украшения. Во главе угла строгость форм, функциональность и надежность. Здания кампуса угрюмые и торжественные зимой, но весной и летом они оплетены диким виноградом, который к осени становится багряным.

Кампус университета — это, с одной стороны, отдельная территория, но, с другой стороны, она открыта для всех. Никаких заборов, ограждений или пропускной системы. Вообще, открытость — это одна из характерных черт Стокгольма (да и Швеции в целом).

Кампус максимально открыт для студентов. На улице и в зданиях создано множество мест для групповой и индивидуальной работы. Поскольку самостоятельной работе студентов отдается довольно большое время, такие места действительно нужны. Кроме того, у всех студентов есть пластиковые карты, предоставляющие круглосуточный ежедневный доступ в помещения факультетов. И многие этим пользовались — известно, что по ночам и выходным лучше всего работается и пишется.

Кафе при университетской библиотеке — общее место сбора. Здесь не только едят, но и учатся, встречаются с друзьями, собираются студенческие организации. Сюда приезжают жители города на обед. Такая открытая не только для студентов, но и для всех среда.

Весной же, когда наконец наступают теплые дни, вся жизнь перемещается из помещений на улицу, и основным людным местом становится внутренний двор кампуса. Чуть дальше, ближе к зданиям общежития, парк: здесь не только занимаются студенты, но и приходят погулять местные жители, детский сад приводит сюда детей на прогулку. За парком начинается лес, где есть маршруты для бега, опять же используемые как студентами, так и местными жителями.

Конечно, за два года в Стокгольме я посмотрела большинство достопримечательностей и посетила большинство музеев, некоторые и не по одному разу. Но все-таки для меня основной «достопримечательностью» стала природа и то, как органично и естественно она интегрирована в этот современный и развивающийся город.

Моя любимая часть города — это полуостров Юргорден (Djurgården). Это тот, на котором расположены парк-музей Скансен, музей Васа, детский музей Юнибакен, Северный музей (Nordiska Museet) и другие. Там всегда шумно и много туристов. Но если, перейдя по мосту на этот полуостров, сразу свернуть налево и пройти в синие ворота, то попадаешь в большой парк, который проходит через весь полуостров, огибая Скансен. Там нет туристов (потому что нет достопримечательностей или особых развлечений), там тихо и спокойно — идеальное место для долгих прогулок. А можно пойти вдоль полуострова, не переходя на него, оставаясь на стороне Остермальма. Там вдоль узкого пролива идет дорожка, и в конце ее через несколько километров открывается захватывающий вид на залив Isbladsviken (дословно — «бухта острого, как лезвие, льда»), мимо которого в большое море выплывают паромы, идущие в Ригу, Хельсинки и другие города.

Вообще, парки в Стокгольме разительно отличаются от тех, к которым мы привыкли, например, в Москве. Там нет асфальтированных дорожек, ровных и четких клумб и других привычных москвичам парковых атрибутов. Парки в Стокгольме — это такие максимально нетронутые «куски» природы, разве что газон подстрижен, и то не везде. И этими «кусками» пронизан весь город, они перетекают один в другой. Считается, что в Стокгольме можно на одном конце города войти в парк и на другом из него выйти.

Дорожки посыпают гравием или каменной крошкой. Это, кстати, вполне логично и экономически выгодно: в Швеции в почве много камней. При строительстве зданий эти камни выкапывают, но потом с ними нужно что-то делать. Они их измельчают в камнедробилке, и получается та самая крошка, которую они потом используют для дорожек. Зимой ими вместо соли или реагентов посыпают лед. Стокгольмцы естественно и уважительно обращаются и с другими явлениями природы. Они не пытаются как-то на них влиять, преобразовывать или хотя бы что-то с ними делать. Они просто сосуществуют вместе, на равных правах. Листья осенью никто не убирает, они так и лежат до весны. Снег зимой чистят только в самых людных местах, а так он лежит сугробами, и всем это нравится. Во всяком случае, я никогда не слышала, чтобы люди возмущались по этому поводу.

Стокгольм стоит на островах, и поэтому у стокгольмского метро много открытых переездов. И каждый год возникают пробки из-за того, что листья или снег завалили рельсы. И каждый год Svenska Dagbladet (одна из крупнейших шведских ежедневных газет) пишет, сколько людей опоздали на работу и какой ущерб это в итоге принесло экономике. Но ничего не меняется. Природа — что с ней поделаешь. Зато студенты активно используют причину «листья на рельсах» (löv på rälsen) как оправдание своим опозданиям. И срабатывает!

Природа влияет и на образ жизни — здесь принято рано вставать и рано ложиться спать (максимально следуя световому дню). Занятия в университете, например, начинались в 8-8:30 утра, но ни разу не закончились позже 17:00.

Природа же является источником декора. Основное украшение интерьеров и экстерьеров — это дерево, камень, живые ели и огонь. Если где-то в кампусе отмечают вечеринку — на улице ставят горелки с живым огнем. На Рождество на центральной площади кампуса ставили живую ель, как и во всем Стокгольме. Ни разу не встречала пластиковую. 13 декабря, в День Люсии (Luciadagen), который считается самым темным днем в году, по городу прямо в снег ставят свечи. Принято говорить, что в Стокгольме плохой климат и плохая погода. Отчасти это миф. Климат в городе намного мягче, например, московского из-за Гольфстрима. А солнечных дней на порядок больше. Скорее, погода там очень переменчива: может идти сильный дождь, через полчаса уже выходит солнце, а через час опять дождь. Но стокгольмцы относятся к таким переменам довольно спокойно. Опять же — природа, что с ней поделаешь. Зимой, когда солнечный день короткий, в домах зажигают свечи. Для дождя у каждого уважающего себя стокгольмца есть резиновые сапоги и плащ. Дождь — это уж точно не причина не выйти на вечернюю пробежку, не выгулять ребенка или собаку.

Все наблюдения учат уважительному и почтенному отношению к природе. Создают чувство единения и гармонии с ней. Природа фактически заменяет одной из самых секуляризированных стран мира религию. Жизнь в этом городе научила меня спокойно принимать любую погоду. И даже полюбить привычные для нашей полосы серость и холод.

Еще одна характерная черта стокгольмцев, оказавшая влияние на меня, — это принципы социального равенства. Впервые я столкнулась с этим, когда в начале учебного года нас, студентов, пригласили на вечеринку, которая проходила... дома у преподавателя. В обычной такой квартире, с женой и двумя маленькими детьми. Это было так неожиданно и непривычно для меня. Среди российских преподавателей я знаю только одного, который вот так же организует вечеринки для студентов (это профессор С.А. Медведев). В целом же в России сохраняется дистанция и иерархия между преподавателями и студентами, причем она поддерживается обеими сторонами. А в Стокгольме я была первое время поражена возможностью такого неформального общения. Стирание этих границ проявлялось и во время учебы. Например, во время семинаров при обсуждении каких-то вопросов преподаватель садился вместе со всеми и участвовал в дискуссии на равных, а не модерировал «сверху».

Потом во время обучения преподаватели еще не раз устраивали для студентов вечеринки. Например, в честь успешного окончания очередного курса или просто для тимбилдинга. Общение на равных вовсе не уменьшает авторитет преподавателя. И, уж конечно, не стоит путать принципы равенства и дружбу. Стокгольмцы довольно неохотно заводят новых друзей. Наверное, поэтому большинство моих шведских друзей — вовсе не шведы.

Принципы социального равенства базируются на законе Янте, объясняющем скандинавский менталитет в целом. В этом законе всего 10 правил: 1. Не думай, что ты особенный; 2. Не думай, что ты настолько же велик, как мы (то есть что у тебя то же социальное положение, что ты находишься на том же уровне, что и мы); 3. Не воображай, что ты умнее нас; 4. Не думай, что ты лучше нас; 5. Не думай, что ты знаешь больше нас; 6. Не думай, что ты важнее нас; 7. Не думай, что ты на что-то годишься (что-то способен делать), в отличие от нас; 8. Не смейся над нами; 9. Не думай, что нам (кому-то из нас) есть до тебя дело; 10. Не думай, что ты можешь нас чему-то научить.

Еще одно важное шведское понятие, которое тоже происходит из закона Янте, — lagom. Оно не переводится точно на русский, но обозначает «достаточно хорошо», «в самый раз». Lagom — это принцип, который структурирует стокгольмскую жизнь, в том числе образовательную. Так, в университете, например, довольно редко ставят оценку A (высший балл в шведской системе оценивания), предпочитая ей умеренную B, которая более lagom.

Еще одно стокгольмское наблюдение — это любовь к расписаниям. Например, в кампусе, как и во всем городе, обед строго по расписанию — с 12 до 13. В это время все — студенты, преподаватели, административные сотрудники — оставляют все дела и идут есть. Столовые и кафе кампуса открываются только к этому времени и закрываются почти сразу после, выстраиваются огромные очереди к микроволновкам. Все столы заняты. Мне всегда было непонятно, почему нельзя пойти на обед в 13 часов, когда весь народ схлынет. Но нет — закон Янте не позволяет.

Принципы социального равенства, принятые в шведском обществе, сильно повлияли на мои представления о преподавательской деятельности, на то, как я стараюсь общаться и взаимодействовать со студентами, с коллегами по университету.

Еще одно наблюдение — это социальная политика города. Мне довелось писать магистерскую диссертацию у удивительного человека — профессора Стокгольмской школы экономики Робин Тейгланд. Удивительна она тем, что, будучи успешным исследователем, написавшим не одну книгу и множество статей про онлайн-предпринимательство, активно выступая как эксперт и спикер, она еще и мама пятерых детей. Переехав в Стокгольм из Штатов, Робин рассказывала, что, конечно, в Америке такая стратегия была бы невыполнима, но в Швеции, социальном государстве, ей удается все это каким-то удивительным образом совмещать.

Еще одна важная часть социальной политики Стокгольма — доступная среда. Например, мое трехэтажное общежитие было оборудовано лифтом, который спускался в том числе и в подвал. Лифтами оборудованы все здания кампуса университета, станции метро, учреждения, музеи и так далее. Приятелю, магистру-инженеру из Ирана, который передвигался с помощью костылей, в KTH предоставили кресло с электроприводом для передвижений. Не стоит говорить, что для велосипедов — любимого вида транспорта в городе — оборудованы дорожки, стоянки. Впрочем, в метро с велосипедами не пускают. Стокгольм стал для меня местом, где гармонично сосуществуют две, казалось бы, противоположные логики: любовь к развитию и прогрессу и любовь к нетронутой природе.